Я отказывалась верить, потому что иначе тут же бы сошла с ума. Илья, мой Илья не мог так со мной поступить! Папа мог, а Илья… теперь все его недомолвки, задумчивые взгляды приобретали новый смысл. Но неужели он не мог мне сказать? Почему сейчас ушел? Почему не забрал с собой?!

— Если веришь в него, значит, ты еще глупее, чем я думал о тебе…

— А ты разве обо мне вообще думал, папа?! Хоть когда-нибудь?

Мое возмущение папой перекрыло даже злость на Архангельского!

Отец поморщился.

— Давай без истерик. Понимаю, ты расстроена, но это пройдет. Сегодня же вечером увидишь свою сестру, думай лучше об этом. Через неделю начнешь работать у меня, учебу продолжишь в Париже. Тебе будет сложно, но если не хочешь меня разочаровать…

Я бесцеремонно оборвала отца, думая совсем о другом. Даже его слова о Жюли не остановили меня.

— Вас было четверо друзей, верно? Четверо! Дина Князева говорила про своего отца и отца Ильи, оказывается ты тоже… и Бакиев?!

— Это уже не имеет никакого значения. Но как же ты изменилась, Алена…

— Вы потом поссорились из-за чего-то? Чего? Поэтому Илья от тебя чего-то хотел…

— Ты меня поражаешь! Еще думаешь об Архангельском? Илья получил, что хотел. Это его максимум. А вот у тебя шансов больше.

Мы говорили с ним на разных языках. Ничего не изменилось. Он всегда видел меня насквозь, так я думала, всерьез считала, что он умеет читать мои мысли, знает, что я чувствую. Что я просто не достойна его. Потому что он — великий, а я… Но сейчас я явственно понимала, что никакой эмпатии между нами нет и быть не может.

— Мне не нужны шансы! Мне нужна правда! Илья не такой…

— Илья от тебя отказался. Ты ему не нужна и не была никогда нужна. Но раз ты настаиваешь, да это уже и не тайна. Мы представили новый двигатель, он будет называться Bakkiev. Еще мальчики получили от меня немного акций Томсона. Поверь, для них это была отличная сделка…

— Я слышала, что папа Дамира был изобретателем, в ракетостроении и со своим другом они совершили настоящий прорыв. Так ты — этот друг?

— Хватит! Ты забываешься, Алена! Я рассказал достаточно. А теперь поехали!

Он встал с кресла, злой и очень раздосадованный. Как будто и правда сказал больше, чем нужно ему было, а я чувствовала себя неудовлетворенной. И совсем не верила, что папа все это сделал лишь для того, чтобы Илья меня «вывел в люди».

— Ты даже не спросил, хочу ли я уехать. У меня здесь жизнь!

Папа подошел ко мне вплотную, он был намного выше меня, так мне пришлось смотреть на него сверху вниз. Казалось, что его недовольство сейчас меня раздавит.

— Хочешь? Как ты заговорила. А как же сестра, которую ты якобы любишь?

Я дернулась как от пощечины.

— Люблю Жюли, очень. И тебя тоже… очень люблю, пап.

На глазах появились слезы, я не выдержала напряжения. Я так мечтала ему сказать об этом, но сейчас мне очень больно. Никакого облегчения эти слова мне не принесли.

— Если это так, то чего тебе еще надо?

— Мне нужно было только, чтобы ты меня любил! Чтобы ты был рядом! Зачем вот это все, а? Зачем эта речь с трибуны, объятия на камеры, что ты гордишься мной?! А если б я осталась в своем старом универе и не отсвечивала, ты бы обо мне не вспомнил? И что значит, ты выиграл Универсум? Это я его выиграла!

С каждой моей репликой лицо папы становилось все более мрачным. Но я не боялась его гнева. Больше не боялась.

— Похоже, я ошибся. Раньше ты была более благодарной. Но я дам тебе шанс. Последний.

— Я никуда не поеду, пока не поговорю с Ильей. Пусть мне в лицо скажет, что я ему никто!

Папа чуть покачал головой, будто вообще не понимал, о чем я говорю.

В дверь аккуратно постучали.

— Уговаривать не стану. Оставайся. Но меня ты больше не увидишь и Жюли тоже.

Это был оглушительный удар, я чуть покачнулась, неверяще посмотрела на папу.

— Это все? Вот так? Я…

— Ты — достойная дочь своей дуры-матери! Выбрать этого сосунка?! Он же ушел!

Папа, кажется, сам не верил в то, что говорил. А до меня начало наконец доходить…

— Ты не понял, пап. Илью ты совсем не знаешь. Как и меня. Он ушел, потому что оставил выбор за мной. И не между ним и тобой, нет! Я выбираю себя, пап. Не уверена, что ты поймешь, но я выбираю себя.

Он ничего не ответил, бросил на меня испепеляющий взгляд и вышел. Я осталась одна.

Мне почему-то казалось, что он вернется или что дверь откроется и в нее зайдет Илья. Но никто не приходил. Меня потряхивало от пережитых эмоций. Мы говорили от силы минут пять-семь, наверное, но ощущение, что уже наступил другой день, что награждение вообще произошло когда-то очень давно и Универсум, победа в нем не имеет вообще никакого отношения ко мне.

Я знала, что поступила правильно, чувствовала интуитивно, что мне не надо уезжать, что моя мечта была ложью с самого начала, я это поняла еще раньше, до встречи с папой. Но как же тяжело это сказать вслух, глядя ему в лицо.

Я его потеряла, теперь уже навсегда. Но ведь он и не был никогда моим. А Жюли… не представляю, что с ней будет, когда он ей скажет! Теперь уже мне терять нечего, я сама ей позвоню. Жюли не отвечала, но зато включился автоответчик. Я быстро наговорила сообщение, боясь, что в любой момент связь прервется. Хоть бы она номер не сменила! И едва я нажала на отбой, как телефон завибрировал.

Кристина.

— Привет, мам!

— Что ты натворила?! Господи, ты с ума сошла? Ты хоть понимаешь, что сделала? От чего отказалась?! Алена, ты меня слышишь?!

— Да, только ухо