— Лхел? Где ты? Я не вижу тебя!

— Ты должен быть сильным. Ты нужен ей.

— Лхел? Я скучал по тебе!

— Я тоже по тебе скучала, малыш. Но сейчас ты должен думать о Тамир.

Леденящий ужас пронзил его.

«Я виноват! Я не спас ее!»

Маленькая жесткая рука сжала его руку.

«Открой глаза, малыш!»

И вдруг Ки обрел зрение. Он стоял рядом с Лхел в шатре. По грубой ткани барабанил дождь, капли просачивались насквозь, падали на пол. И здесь была Тамир, она спала на земле рядом с тюфяком, на котором кто-то лежал.

— Она жива! Но у нее такой грустный вид. Мы проиграли битву?

— Нет, вы победили. Присмотрись получше.

— Тамир, мы победили! — воскликнул Ки, пытаясь коснуться ее плеча.

Но не смог. Он не чувствовал собственную руку. Наклоняясь ближе к Тамир, он увидел на ее щеках следы слез и рассмотрел наконец того, рядом с кем она заснула.

— Это же я! — Он видел собственное бледное лицо и белые полукружия под приоткрытыми ресницами. — Я мертв!

— Нет, но и не совсем жив, — ответила Лхел.

— Ты ждешь. — Рядом с Тамир появился Брат, и он смотрел на Ки снизу вверх без обычной своей ненависти. — Ты ждешь, как ждал я, ты сейчас между жизнью и смертью. Мы до сих пор еще связаны.

— Присмотрись получше, — прошептала Лхел. — Загляни в ее сердце и в свое тоже.

Прищурившись, Ки вдруг заметил нечто похожее на тонкий узловатый корешок, протянувшийся из груди Брата в грудь Тамир. Нет, это был не корешок, это была ссохшаяся пуповина.

Глядя вниз, Ки увидел еще одну нить — между ним и его собственным телом, и еще одна нить тянулась от его тела к Тамир, но эта была светлой, серебристой. Другие нити, не такие яркие, разбегались от Тамир в разных направлениях. И еще одна, темная, уходила из груди Тамир через весь шатер к открытому выходу. Снаружи стоял Корин, с растерянным видом заглядывая внутрь.

— Что он тут делает?

— Она убила меня, — прошептал Корин, и Ки охватил страх, когда мрачный пустой взгляд Корина обернулся к нему. — Предатель!

— Не обращай на него внимания, малыш. Он не имеет прав на тебя. — Лхел коснулась серебряной нити, соединявшей Ки с Тамир. — Эта связь очень сильна, сильнее, чем нить твоей собственной жизни.

— Я не могу умереть! Не могу покинуть ее! Я ей нужен!

— Сегодня ты спас ей жизнь. Я предвидела это в тот самый день, когда мы впервые встретились, и не только это. Если ты умрешь, сердце ее окаменеет от горя. И в чреве ее никогда не зародится жизнь. А вашему народу нужны дети, которых вы произведете на свет. Если я помогу тебе остаться в живых, будешь ли ты любить ее?

Глядя на собственное неподвижное лицо, Ки увидел, как из-под его ресниц выскользнули слезы и медленно поползли по щекам.

— Я люблю ее! Помоги мне, прошу тебя!

Но когда он произносил эти слова, он вдруг почувствовал, как нить, соединявшая его дух с телом, болезненно дернулась в груди и стала тоньше. Плывя в воздухе над собственным телом и над спящей Тамир, он видел, как даже во сне она крепко сжимала его руку, словно могла удержать его на этом свете.

— Прошу тебя, — шептал он, — я хочу остаться!

— Держись, — услышал он тихий голос Лхел.

* * *

— Кееса, проснись!

— Лхел? — Тамир резко выпрямилась.

В шатре было по-прежнему темно, капли дождя звонко барабанили по плотной ткани. Внезапная вспышка молнии на мгновение рассеяла тьму, и Тамир увидела рядом с собой Мэти, не Лхел. Удар грома встряхнул землю. Что-то холодное шлепнулось на щеку Тамир — с волос колдуна капала вода. Он только что вошел и был с головы до ног мокрым.

— Мэти? Ты вернулся!

— Тихо, кееса. — Колдун показал на Ки. — Он очень слабый. Ты должна разрешать мне играть для него. Его мари хочет уйти.

Тамир кивнула и крепче сжала холодную руку Ки.

— Сделай все, что сможешь.

Новый отблеск молнии осветил шатер, и оглушительный гром сотряс землю, словно предвещая скорый конец света.

* * *

Мэти сел так далеко от Ки, насколько позволял тесный шатер, и прижался спиной к промокшей ткани. Он поднес к губам оо-лу, направил посох в сторону Ки и начал наигрывать свою колдовскую песню.

Душа юноши уже покинула тело. Мэти чувствовал, как она парит в воздухе. Он видел Лхел, и Брата, и еще чью-то душу, печально глядящую в шатер за пеленой дождя, но ее Мэти не мог рассмотреть как следует. Мэти знал, что должен работать быстро и поскорее исцелить тело, чтобы оно могло удержать дух, прежде чем тот безвозвратно потеряет дорогу назад.

Мэти играл, и низкий голос Временного наполнял его голову и грудь, собирая необходимую силу. Когда силы накопилось достаточно, Мэти направил звуки на парящую душу, укутав ее связующей песней и удерживая в воздухе. Потом он сплел голоса ночной цапли и лягушки, чтобы вымыть из головы юноши темную кровь. Рана была серьезной, но Мэти приходилось лечить и такие. Это отняло немало времени и сил, и наконец он почувствовал, как боль понемногу уплывает.

Он начал лечить израненное тело Ки, не обращая внимания на сломанную руку — кости могли и сами срастись, — сосредоточился на глубокой ране в боку, нанесенной мечом. Он заиграл песню медведей, чтобы изгнать из раны жар; это была хорошая, проверенная многими целителями магия. Мэти вплел ее в свою песню. Она поможет заживить рану, если Ки останется в живых.

Потом он стал играть для остального тела, но не нашел других повреждений. Ки был молод и силен и очень хотел жить.

Рана в голове не сдавалась, и Мэти нарастил силу песни, чтобы выгнать темную угрозу. Это заняло много времени, но когда Мэти в третий раз сыграл песню цапли, боль почти исчезла и лицо Ки стало спокойнее. Мэти сморгнул пот, заливавший глаза, и начал осторожно уговаривать дух вернуться в тело. И тот охотно отправился назад, как гагара, что ныряет в воду за рыбой.

Когда Мэти закончил работу, в шатре слышался лишь шум дождя и напряженное дыхание девушки, которая в тревожном ожидании застыла возле неподвижного тела.

* * *

— Ки? — Тамир погладила грязные, жесткие от засохшей крови волосы, торчавшие из-под повязки на его голове, и задержала дыхание, когда веки Ки дрогнули. — Ки, открой глаза!

— Тоб? — едва слышно пробормотал Ки.

Он медленно поднял веки, взгляд был рассеянным, ничего не видящим. Правый зрачок казался намного больше левого.

— Благодарение Свету! — Тамир наклонилась ближе, не замечая, как по ее щекам текут слезы. — Как ты?