— Мне очень жаль, что все обернулось так… неудачно, — заговорила она, приближаясь к пленнику. — Поверь, я не хотела наносить тебе рану, но мой хозяин так повелел. Я должна подчиняться его воле.

— Ты пришла сюда помимо его воли, — произнес Бер-Росс.

— Да, — она с опаской покосилась на дверь. — Ты моя единственная надежда освободиться из-под его власти. Пять лет назад Каллист завоевал страну моей матери, и вместе с данью забрал в полон меня и трех моих сестер. И вот я рабыня. Но ты сильный маг, ты победишь его. Оливул, прошу тебя!

Белый князь скрестил руки на груди. Он не сомневался, что колдунья не лжет, говоря о своем прошлом, и все же в речи ее звучало слишком много фальшивых нот. Она преподносила правду, облачая ее в чужие одежды.

— Я слишком слаб сейчас для состязания, и лишила меня сил именно ты. Как я могу верить тебе?

Он рассчитывал убить двух зайцев: выяснить истинную цель визита и, если очень повезет, узнать что-либо о противоядии.

— О, понимаю, — на опустившихся ресницах блеснула вроде бы нечаянная капля, — ты не веришь… Я скажу, как уничтожить Каллиста. Что тогда?

— Если ты знаешь, как его уничтожить, зачем тебе я?

— Я не владею магией, но мои знания и твоя сила приведут нас к успеху. Мы будем править в этой стране.

Оливул молчал.

— Только мы, вместе, понимаешь, — она приблизилась еще на шаг, шлейф платья прошуршал по мраморному полу словно хвост змеи. — В наших руках будет власть над всем сущим. Ты согласен?

Что-то подсказывало Белому князю, что подыгрывать ведьме нельзя.

Она торопила.

— Отвечай же. Согласен?

— Нет.

— Ты боишься?

— Ничуть. Ты хочешь, чтобы я правил страной, а ты стала бы моей помощницей и спутницей. Но человек, предавший однажды, предаст и в другой раз.

— Смотри на меня! — угрожающее шипение оборвало слова Белого князя.

Не в силах сопротивляться, он поднял взгляд. Зеленые обворожительные очи со зрачками-щелками, прекрасное лицо, безупречное тело. Зазвучала таинственная музыка. Черно-зеленое платье скользнуло на пол. Она танцевала нагая внутри невидимого круга, и круг вырастал, подступая к пленнику.

Оливул прижался к стене. Пластика магического танца приковала взор и каждое движение оплетало рассудок новым витком забвения. Белый князь не мог ни отвернуться, ни закрыть глаза, но вдруг нашел способ смотреть и не видеть. Женщина-змея извивалась теперь, будто за матовым стеклом, а перед глазами стоял образ Юльки. Веселая и серьезная, озорная и сосредоточенная, она смеялась взахлеб, откинувшись на спинку дивана в кают-компании, нахмурив брови диктовала какие-то параметры с терминала пилота, неслась на коньках по замерзшей реке, уставшая после бесконечных приключений прижималась к его плечу, стоя на палубе корабля.

— Ты уничтожишь Каллиста драконьим огнем, — раздалось совсем рядом.

— Нет.

Музыка, танец, матовое стекло — все разлетелось на куски.

— Ты умрешь!

Туман в сознании пропал, и Оливул увидал прямо перед собой гигантскую змею, готовящуюся к броску. Он отскочил в сторону в тот момент, когда чудовище кинулось на него, норовя разорвать страшными зубами грудь. Голова змеи ударилась о стену. Тварь и ее жертва поменялись местами: колдунья оказалась возле окна, а Белый князь — у двери. Явного преимущества новая позиция не давала, но Оливул надеялся, что следующим ударом она выбьет дверь, если, конечно, он сумеет увернуться.

Змея стянула кольца тела в жесткую пружину, разогнулась и… кривая молния ударила в ее голову. Раздался вопль, смешанный с отвратительным визгом, чудовище рухнуло на пол и вспыхнуло черным пламенем. Секунду спустя на мраморных плитах дымилось грязное зловонное пятно.

— Я знал, что рано или поздно она попытается организовать против меня заговор, — Каллист убрал хлыст-жезл за пояс и, протянув Оливулу руку, помог подняться. — Я благодарю тебя.

— За что же? — перехватив дыхание, спросил Белый князь.

— За то, что не вступил с ней в коалицию, — улыбнулся одними губами чародей и пояснил, — я слышал все от самого начала. Она была глупой. Такой же, как ее сестренки.

Он небрежно достал из складок меховой накидки трех безжизненных ящериц и бросил в пятно, оставшееся от их старшей сестры.

— Она солгала тебе, — как ни в чем не бывало продолжал колдун. — Пустить в ход яд была целиком ее идея. Кстати, ты ей понравился, я заметил это еще в Проклятой Лощине. Воистину: свой свояка видит издалека!

Он весело рассмеялся. Белый князь не повел и бровью.

— Это шутка, — объявил Каллист, обрывая смех, и продолжал уже без тени иронии. — Только Дракон способен погасить яд Змеи. Ты обязан принять свой первородный облик, Оливул Бер-Росс, в противном случае ты умрешь с последним лучом солнца.

— Стать драконом и, таким образом, стать твоим слугой? — Оливул усмехнулся. — Хороший выбор ты мне предлагаешь, Каллист: смерть или рабство.

— Рабство? Да образумят тебя всесильные духи! Разве дракон раб всадника? Я хочу, чтобы мы с тобой были соратниками, друзьями. Вместе мы завоюем этот Мир!

Белый князь устало провел ладонью по глазам и присел на край кровати. Жест получился несколько вызывающим, но Каллист, опьяненный великими помыслами, этого не заметил.

— Мы осилим Огненного Идола из Заморья! — продолжал он, — Весь Мир будет нашим!

— Тоже самое я уже слышал несколько минут назад, — произнес Оливул и, встретив недоуменный взгляд молодого колдуна, показал на жженые останки, — вот от этой дамы.

Каллист застыл в немом возмущении.

— Ты соизмеряешь мои слова с шипением тупой твари?! — выдохнул он, наконец. — В себе ли ты, Оливул? Или яд помутил твой рассудок? Вставай, иди за мной, и я покажу тебе величие моих владений и ту границу, за которой нас ждет могущество!

Он ринулся к окну. Стены поползли в разные стороны, превращая узкий оконный проем в просторные ворота, за которыми показалась колесница, запряженная облаками. Каллист вскочил в нее и взмахнул рукой, призывая Оливула следовать за собой.

Пара облачных коней несла колесницу по голубому простору. Раскаленное добела солнце нещадно палило землю, поникли цветы в полях, робко спряталась за камнями речка, и даже могучий лес склонил свои вершины перед огненной стихией. Оливул обычно избегал солнца, эта привычка осталась у него со времен мертвой жизни, когда свет будил горькие мысли и терзал душу, но сейчас в льющемся из поднебесья жаре скрывалось что-то родное. Бер-Росс расстегнул ворот рубашки и, прикрыв глаза, подставил лицо золотым лучам. Солнце мягко тронуло искрящиеся перламутром белые волосы, скользнуло по щеке и коснулось багрового пятна на шее. Оливулу показалось, будто луч беспокойно застыл над ним и в следующий миг опрометью помчался с тревожной вестью в знойную даль.