мы меньше трех месяцев на море, меньше трех месяцев! О любимая, любимая…

Арлетта мягко, но решительно прикрыла ему рот:

— Это будет нормальный здоровый ребенок, и он родится в феврале.

— Да, в феврале, чудесно! — Он снова поцеловал ее, на этот раз бережнее, и все время осторожно поглаживал ее живот. Внезапно он остановился. — Как в феврале? Это значит, что ты уже на четвертом месяце?

— Так и есть.

— Но… ничего же еще не заметно…

Она рассмеялась:

— Ничего необычного при таком сроке.

— Да, конечно, конечно. Но это значит, что ты зачала ребенка еще до нашего путешествия, а я, честно признаться, не могу понять, как это могло случиться.

— Ты прекрасно знаешь как, любимый.

— Да?

— Да. Это случилось той ночью в «L’Escargot».

Красная вывеска с надписью «Пристань Полли» приближалась. Витус протянул вперед руку и сказал вознице:

— Это там. Останови, пожалуйста.

Ворчливый старик с согбенной спиной что-то пробормотал в свою седую бороду, но послушался.

— Любимая, будь осторожна! Подожди, сейчас я тебе помогу выйти.

Сильные руки Витуса обхватили все еще осиную талию Арлетты, легко подняли ее в воздух и опустили на землю. Заметив выражение ее лица при виде нечистот и отбросов, которые покрывали все вокруг, Витус сказал извиняющимся тоном:

— Это не самое чистое место в городе, зато нас здесь ждет сердечный прием.

Лишь только он это сказал, послышалась отборная брань, заглушаемая мощным ревом. Дверь резко распахнулась, и, подобно пушечному ядру, из нее вылетело тело. Мужчина приземлился в сточную канаву да так и остался лежать там, стеная и ругаясь вперемежку.

— Ну особо сердечным прием в этом доме не выглядит, — поджав губы, сказала Арлетта. Она разгладила пальчики на своих перчатках и покосилась на вывеску.

— Сейчас сама увидишь, любимая. Эй, Магистр, скажи вознице, чтобы он помог нам выгрузить багаж. До того вознаграждения не получит.

Витус направился к двери трактира и взялся за ручку. Не успел он открыть дверь, как изнутри раздался сочный голос:

— Эймос Поттер, грязная свинья, только попробуй еще раз сунуться ко мне! Голову оторву, не будь я Полигимния! Убирайся подальше от моего заведения!

Витус осторожно приоткрыл дверь, ступил за порог и тут же отскочил. Большая деревянная чаша пролетела мимо его виска и ударилась о косяк.

— Эймос Поттер!.. Ты… ты… ты, Габриэль?! Вот те на! — Полли, которая уже держала в руках вторую чашу, со стуком поставила ее обратно. — С ума сойти! Габриэль! — она бросилась к Витусу. — Габриэль, дружище, вот уж не думала, что когда-нибудь еще увижу тебя! — Она шумно расцеловала его в обе щеки. — Ты один?

Ответом на этот вопрос был маленький ученый, который, ухмыляясь, протискивался в дверь:

— Нет, Барнабас тоже здесь.

— Боже святый и наша девственная королева! Магистр! А вот и полевое казначейство! — Полли так хлопнула горбуна по плечу, что тот упал на колени. — Ну, парни, просто сказать не могу, как рада вас снова видеть! Живыми и здоровыми, и… О-о-о!

— А это моя невеста Арлетта, — улыбнулся Витус.

Арлетта стояла на пороге, прекрасная как ангел.

— Здравствуй, Полли, — сказала она, — рада с тобой познакомиться.

— О-о-о! О-о-о! — Это все, что могла вымолвить хозяйка. Наконец она пришла в себя и присела в реверансе, что выглядело жутко комично, если учесть, что на ней были мужские штаны. — Леди Арлетта, это для меня большая… э-э… честь, принимать вас в моем… э-э… скромном заведении…

— Скажи просто «добро пожаловать», — засмеялась Арлетта, — и называй меня просто по имени.

— Добро… добро пожаловать, Арлетта, — запинаясь, пролепетала Полли, которая обычно была остра на язык. — Садитесь! — Она шумно придвинула скамью, на другом конце которой еще сидели двое гуляк. — Эй, Уилл, эй, Джек, на сегодня все! Поднимайте ваши зад… э-э… поднимайтесь, и до завтра! — Полли подбоченилась. — Господа, это касается всех! На сегодня все! Закрыто!

Кутилы, недовольно ворча, убрались. Полли заперла за ними дверь и крикнула:

— Сью, принеси вина! Самого лучшего, ты знаешь — бархатистого бордо!

Сью, появившаяся на пороге кухни, сделала реверанс и помчалась выполнять распоряжение.

— Сейчас все будет. Да садитесь же, и ты садись, Энано. Насколько я тебя знаю, ты сегодня «сцапал только баланду из воздуха да клецку из ветра», а?

— Уи-уи, госпожа несушка.

— А вот и вино. Спасибо, Сью, давай сюда кружки. Да, я тоже выпью, и не смотри на меня так! Да сначала леди Арлетте, глупая курица! А теперь сбегай посмотри, что у нас там можно подать на стол. И скажи Энн, что дрова подождут до завтра. Пусть кончает колоть и поможет тебе. Луковый суп у нас еще остался? Хорошо. Тащи пока его. — Полли повернулась к Арлетте. — Вы не против начать с лукового супа?

— Конечно, нет, милая Полли. — Арлетта расположилась на деревянной скамье так, словно никогда ни на чем другом и не сиживала. — Луковый суп — это как раз то, чего хочется после долгого морского путешествия. Чудесно! Как вспомню ужасную солонину, которую нам подавали всю последнюю неделю, брр!

— Солонину? Фу, гадость! — Полли скорчила гримасу. — У меня есть свежая свиная лопатка, я велю ее для вас сварить, а потом мелко порезать и поджарить до румяной корочки. Запечем еще на смальце яблочки с ярмарки, ломтиками, с изюмом и толченым имбирем… Сью! Эй, Сью-у-у! У нас есть еще арабский имбирь? Хорошо, хорошо. И польем этим соусом мясо. Как вам такой рецепт, Арлетта?

Как оказалось, рецепт был ей незнаком, но перечень ингредиентов звучал многообещающе. То же она сказала и о десерте, на который Полли предложила пирог с шалфеем — восхитительное блюдо, для которого требовалось взбить до однородной массы дюжину яиц, добавив две чашки муки, две чашки молотого миндаля и ложку мелко рубленого шалфея. Потом эту массу выкладывают в смазанную жиром форму и выпекают полчаса.

— У меня уже слюнки текут, Полли, — улыбнулась Арлетта и отхлебнула маленький глоточек бордо.

— А ты когда-нибудь делала омлет с брусничной подливкой?

— Нет, я не знаю такого рецепта.

— Это очень просто…

В то время как женщины увлеченно болтали о блюдах и рецептах, позабыв обо всем на свете, Магистр ворчал, обращаясь к Витусу:

— По мне, так еда не обязательно должна быть такой изысканной, главное, чтобы ее быстро подавали. И горячую. Malum panem tibi tenerum et siligineum fames reddet — и плохой хлеб голод превратит тебе в мягкую белую булку. Другими словами, голод — лучший повар.

Витус усмехнулся:

— Снова не хватает терпения, а, сорняк? Успокойся, вон уже несут суп.

Луковый суп был горячим, пикантным — настоящее наслаждение. К тому же Полли велела