— Я не хочу, я не туда шел.

— Не стыдитесь меня, я все вижу. Вы хотели робко посмотреть на нее издали — да? Вам скучно, постыло в доме, когда ее нет там.

— Какой вздор! я просто гулял…

— Давайте триста рублей!

Райский пошел опять туда, где оставил мальчишек. За ним шел и Марк. Они прошли мимо того места, где купался Шарль. Райский хотел было пройти мимо, но из кустов, навстречу им, вышел француз, а с другой стороны, по тропинке, приближалась Ульяна Андреевна, с распущенными, мокрыми волосами.

Оба хотели спрятаться, но Марк закричал им:

— Charme de vous voir tous les deux![141]честь имею рекомендоваться!

M-r Шарль вышел из-за кустов.

— M-r Райский! M-r Шарль! — представлял насмешливо их Марк друг другу.

— Ульяна Андреевна! пожалуйте сюда, не прячьтесь! ведь видели: все свои лица, не бойтесь!

— Никто не боится! — сказала она, выходя нехотя и стараясь не глядеть на Райского.

— И оба мокрые! — прибавил Волохов.

— Самый неприятный мужчина в целом свете! — с крепкой досадой шепнула Ульяна Андреевна Райскому про Марка.

— Ну, прощайте, я пойду, — сказал Марк. — А что Козлов делает? Отчего не взяли его с собой проветрить? Ведь и при нем можно… купаться — он не увидит. Вон бы тут под деревцом из Гомера декламировал! — заключил он и, поглядевши дерзко на Ульяну Андреевну и на m-r Шарля, ушел.

— Il faut que je donne une bonne lecon a ce mauvais drole![142]— хвастливо сказал m-r Шарль, когда Марк скрылся из вида.

Потом все воротились домой.

— Ну, вот, я тебе очень благодарен, — говорил Козлов Райскому, — что ты прогулялся с женой…

— На этот раз благодари вот m-r Шарля! — сказал Райский.

— Merci, merci, m-r Charles!

— Bien, tres bien, cher collegue![143]— отвечал Шарль, трепля его по плечу.

Райский пришел домой злой, не ужинал, не пошутил с Марфенькой, не подразнил бабушку и ушел к себе. И на другой день он сошел такой же мрачный и недовольный.

Погода была еще мрачнее. Шел мелкий, непрерывный дождь. Небо покрыто было не тучами, а каким-то паром. На окрестности лежал туман.

Вера была тоже не весела. Она закутана была в большой платок и на вопрос бабушки, что с ней, отвечала, что у ней был ночью озноб.

Посыпались расспросы, упреки, что не разбудила, предложения — напиться липового цвета и поставитъ горчичники. Вера решительно отказалась, сказав, что чувствует себя теперь совсем здоровою.

Все трое сидели молча, зевали или перекидывались изредка вопросом и ответом.

— Вы были тоже на острове? — спросила Вера Райского.

— Да, — ты почем знаешь?

— Я слыхала, как Егор жаловался кому-то на дворе, что платье все в глине да в тине у вас — насилу отчистил: «Должно быть, на острове был», — говорил он.

— Ты все слышишь! — заметил он. — Я был не один; Марк был, еще жена Козлова…

— Вот нашел с кем гулять! У ней есть провожатый, — сказала бабушка, — m-r Шарль.

— И он был.

Опять замолчали и уже собирались разойтись, как вдруг явилась Марфенька.

— Ах, бабушка, как я испугалась! страшный сон видела! сказала она, еще не поздоровавшись. — Как бы не забыть!

— Какой такой, расскажи. Что это ты бледная сегодня?

— Рассказывай скорей! — говорил Райский. — Давайте сны рассказывать, кто какой видел. И я вспомнил свой сон: странный такой! Начинай, Марфенька! Сегодня скука, слякоть — хоть сказки давайте сказывать!

— Сейчас, сейчас, погодите, через пять минут приедет Николай Андреич, я при нем расскажу.

— Уж и через пять минут! — сказала бабушка, — почем ты знаешь? Дожидайся! он еще спит!

— Нет, приедет — я ему велела! — кокетливо возразила Марфенька. — Нынче крестят девочку в деревне, у Фомы: я обещала прийти, а он меня проводит…

— Так ты для деревенских крестин новое барежевое платье надела, да еще в этакий дождь! Кто тебя пустит? скинь, сударыня!

— Скину, бабушка, я надела только примерить.

— Ведь уж примеривали!

— Оставьте ее, бабушка, она жениху хочет показаться в новом платье.

Марфенька покраснела.

— Вот вы какие! я совсем не для того! — с досадой сказала она, что угадали, — пойду, сейчас скину…

Райский удержал ее за руку; она вырвалась, и только отворила дверь, как навстречу ей явился Викентьев и распростер руки, чтоб не пустить ее.

— Идите скорей — зачем опоздали? — говорила она, краснея от радости и отбиваясь, когда он хотел непременно поцеловать у ней руку.

— Что это у вас за гадкая привычка целовать в ладонь? — заметила она, отнимая у него руки, — всю руку изломаете!

— Ладонь такая тепленькая у вас, душистая, позвольте…

— Подите прочь! Вы еще с бабушкой не поздоровались!

Он поцеловал у бабушки руку, потом комически раскланялся с Райским и с Верой.

— Рассказывайте, что видели во сне, — сказал ему Райский,скорее, скорее!

— Нет, я прежде расскажу! — перебила Марфенька.

— Нет, позвольте, я видел отличный сон, — торопился сказать Викентьев, — будто я…

— Нет, дайте мне рассказать, — говорила Марфенька.

— Позвольте, Марфа Васильевна, а то забуду, — силился он переговорить ее, — ей-богу, я было и забыл совсем: будто я иду.

Она зажала ему рот рукой.

— По порядку, по порядку! — командовал Райский, — слово за Марфенькой. Марфа Васильевна, извольте!

— Я будто, бабушка… Послушай, Верочка, какой сон! Слушайте, говорят вам, Николай Андреич, что вы не посидите!.. На дворе будто ночь лунная, светлая, так пахнет цветами, птицы поют…

— Ночью? — сказал Викентьев.

— Соловьи все ночью поют! — заметила бабушка, взглянув на них обоих.

Марфенька покраснела.

— Вот теперь сбили с толку — я и не стану рассказывать!

— Нет, нет, говори, говорите!

— Ну, вот птицы…

— Птицы не поют ночью…

— Опять вы, Николай Андреич! не стану — вам говорят! А вот он ночью, бабушка, — живо заговорила она, указывая на Викентьева, — храпит

— Ты почем знаешь?