на звуки хлопающего на ветру полуоторванного с крыши листа железа, обрезал разговор на самом волнующем месте.

Последние слова Наталки были: «Жду тебя, приезжай быстрей...»

После резкого щелчка из трубки понеслись неприятные короткие гудки.

Николай облегченно вздохнул полной грудью.

— Бьет ножкой... Сын!.. Егорушка...

21

Наташа шла по пыльному неасфальтированному переулку, какие нередко еще можно встретить в Москве, свернув с широкой и благоустроенной улицы. Она даже не заметила, как очутилась здесь.

Начинался дождь. Первые капли его были крупные, редкие... Как мышата в мякину, ныряли они в теплую серую пыль, оставляя за собой неглубокие воронки. Ныряли бесшумно, бесследно поглощаемое разогретой за день удушливой массой. Гладкие камни мостовой здесь и там темнели чернильными кляксами от расплывшихся капель дождя.

Было около полуночи. Наташа шла, забыв о времени. Как и три года назад, в последнюю встречу с Николаем, слезы текли по ее щекам, перемешивались с дождем. Плакала она беззвучно, как только плачут от большого, безысходного горя. Сколько она прошла, сколько еще осталось идти — теперь ей было все равно.

Дождь усиливался. Запоздалые прохожие раскрывали зонты, забивались под арки домов, бежали в подъезды... А Наташа все шла и шла в легком тоненьком платье, ни на что не обращая внимания. Крупные, теплые капли дождя теперь уже не ныряли под ноги, бесследно пожираемые зноем сухости. В поединке с пепельной пылью они выходили победителями. Теперь это была уже не пыль, а земля. Посеревшая и пересохшая от дневной жары, она жадно впитывала живительную дождевую влагу. Вот она пьет, пьет, пьет... И кажется, никак не может напиться.

Не дойдя квартала до дома, она вдруг остановилась. Из распахнутого окна первого этажа доносилась музыка. Там, в комнате, было весело. Там танцевали и пели. И как крутые, с оттяжкой, удары ременного кнута по обнаженной спине, из окон плыли слова забытого теперь «Милицейского вальса»:

...Ну а если случится — другой

Снимет с кос ее шелковый бант...

Спи, Москва, сбережет твой покой

Милицейский сержант.

О.Михайлов. Книга атакующей силы

Известный советский писатель Иван Лазутин в литературу входил путем несколько необычным, далеко не стандартным. За спиной его не было ни творческих семинаров в литинституте, ни многолетнего прослушивания лекций профессоров-филологов, ни участия в литературных объединениях, где прозаики, как правило, начинают с жанра короткого рассказа.

Детство писателя прошло в семье рабочего-плотника, которому пришлось выводить на крыло шесть человек детей. Третьим из пятерых братьев был Иван. Неурожайные годы с их голодовками, карточная система, суровый климат Сибири... — все это подготовило поколение И. Лазутина духовно и физически к Великой Отечественной войне. 1941—42 годы — служба на Тихоокеанском флоте. 1943—44 годы — Иван Лазутин солдат огневого взвода на легендарных «Катюшах», участвует в боях на Первом и Втором Белорусских фронтах.

После войны, будучи студентом юридического факультета МГУ, который он окончил с отличием, Иван Лазутин занимался в студии молодых поэтов, руководимой известным советским поэтом Владимиром Луговским.

Стихи он начал писать еще в детстве. Впервые публично они прозвучали по местному радио города Новосибирска, когда ему было тринадцать лет.

После окончания университета перед И. Лазутиным встала дилемма: юриспруденция или литература. К первому обязывал диплом и пять лет учебы на юридическом факультете. На вторую дорогу тянула душа.

Однако жизнь распорядилась по своему. Случилось все неожиданно и жестоко. Поздним вечером, в мае 1951 года, возвращаясь в студенческое общежитие из парка Сокольники, в глухой роще у И. Лазутина произошла встреча с четырьмя бандитами-рецидивистами. Преступление совершилось хоть и банальное (ограбление), которое и сейчас в уголовной статистике складывается в тревожные цифры, но оно потрясло прошедшего войну солдата.

Преступников нашли. Операцию поиска вел оперуполномоченный, сержант милиции, впоследствии ставший прототипом главного героя повести «Сержант милиции». Преступниками были матерые рецидивисты, имевшие три-четыре срока заключения. Юристу по диплому, будущему автору «Сержанта милиции» в качестве потерпевшего пришлось пройти все ступени процессуального расследования: допросы, осмотр места преступления, очные ставки в Таганской тюрьме, снова допросы, потом суд...

То были тяжелые послевоенные годы, когда образ милиционера, как и в смутные тридцатые годы, с легкой руки еще влиятельного обывателя и правонарушителя был недостаточно отмечен вниманием в литературе и искусстве.

И вот на этом фоне почти полного отторжения из поля зрения литературы личности милиционера, стоявшего на передовой линии борьбы с преступностью, Иван Лазутин, имея перед собой реальных людей, решил написать героико-романтическую поэму о милиционере. Работа захватила молодого поэта. Но груз есенинского влияния, от которого никак не мог избавиться, а также специфика поэтического жанра тормозили развитие сюжета, уводили в пространные лирические отступления. Поэма рассыпалась.

Иван Лазутин решил написать киносценарий. В 1953 году он завершил его и сдал на киностудию «Мосфильм». Рецензия была разгромной.

Хорошо, что на пути встретился добрый и чуткий человек. Им был кинорежиссер Михаил Константинович Калатозов, постановщик таких замечательных фильмов, как «Летят журавли» и «Неотправленное письмо». Прочитав сценарий, он сказал: «В кино с этим не пробьетесь. Перерабатывайте в повесть. Может получиться интересная книга».

Это напутствие и совет мастера воодушевили молодого писателя.

Есть в психологии такое понятие, как «рефлекс цели», который является вершиной целеустремленности человека. И этот своего рода динамический «рефлекс цели», вылившийся в страстное желание создать героико-романтический образ работника милиции, во всем многогранье его судьбы личной и служебной, заставил И. Лазутина отложить работу над завершением диссертации по философии. Читая лекционный курс логики в Московской юридической школе и преподавая психологию в школе (в те годы в школьной программе был такой предмет), снимая «углы» в полуподвалах и мансардах старой Москвы, он писал своего «Сержанта милиции».

Многое в повести автобиографично. Юридический факультет Московского университета послевоенных лет, знаменитый «Страмынград» (общежитие МГУ), из гнезда которого вылетело много известных в нашей стране ученых, писателен, деятелей культуры.

Трудными, но волнующе красивыми были эти послевоенные годы. Трудными потому, что дневной хлебный паек, получаемый по карточкам, съедался за один присест. На ремнях гимнастерок вчерашние солдаты прожигали гвоздем дырки поближе к пряжке. Красивыми потому, что еще не остыла в сердцах радость одержанной над фашизмом великой победы. И все это есть в повести «Сержант милиции», которая в 1955 году была удостоена премии МВД СССР и Союза писателей СССР на Всесоюзном конкурсе художественных произведений о работниках советской милиции.

Если поставить вопрос — в чем же заключен главный нерв читательского интереса к повести «Сержант милиции», то на это можно ответить твердо: не в интриге розыска преступной тройки, ограбившей в сокольническом парке Алексея Северцева, приехавшего поступать в