безболезненно, словно она была льдиной, дрейфующей в океане и забравшейся в тёплые воды, с которыми, тая, теперь сливалась в единое целое. И только страх всё ещё удерживал её на поверхности, не давая забыть, кто она такая. Казалось, у неё осталось только имя, за которое Рена всё ещё цеплялась, сама не понимая почему. Но стоило ей внезапно задаться этим вопросом, как рядом раздался негромкий смех.

— Потому что я не могу позволить вам умереть! — Рена мгновенно узнала голос Торика, и тут же ощутила, как невидимый крюк, зацепившись за каким-то чудом уцелевшую спину, вырывает её из царящей вокруг темноты.

— Что вы делаете?

— Собираюсь преподать вам очередной урок.

Рена ощущала, как собственное тело становилось тяжелее и весомее, а тьма рассеивалась, подобно туману.

— Какой? — Глупый вопрос сам возник в голове и не укрылся от Торика.

— Перестаньте уже постоянно жертвовать собой. Это дурная привычка! — отчитал он. — Ваша смерть совершенно бессмысленна и лишь прибавит миру проблем, тогда как ваша жизнь и ваши таланты смогут спасти многих и принести истинное благо.

— Но если я не пожертвую себя тьме, погибнет моя семья! Дарк, Килара и Эрмира. Я не могу оставить сиротами детей! — горячо возразила Рена, объясняя свой выбор. — И не могу позволить, чтобы те жертвы, которые многие годы приносились ради возрождения Тёмного царства, оказались напрасными. Даже вы, если их всех поглотит тьма, многое потеряете. Ведь неизвестно кому тогда достанется Тёмное царство. Возможно, его приберут к рукам демоны, и вы вновь лишитесь столь желанного и необходимого Источника тёмной магии!

— Вы забываете, что ваша жизнь тоже оплачена кровью, — напомнил Торик. Его голос стал твёрже и жестче, потеряв привычную любезность. — А, значит, вы не вправе больше ей так безрассудно распоряжаться!

Эти слова вызвали у Рены чувство стыда за невинно убиенных жителей Меркалинка и пострадавших от гнева Императора людей и полукровок на Шат-мирами. Их смерти стали её свадебным выкупом, позволившим ей не только пережить брачную ночь, но и влюбиться в собственного мужа. Её недолгое уютное семейное счастье было выстроено на их крови, и тому не могло существовать никаких оправданий!

— Что ж, похоже, этот урок не прошёл даром, — значительно мягче заметил Торик. — Тогда перейдём к последнему. Если от вас зависят чьи-то жизни, всегда доводите дело до конца, или же найдите кого-то, кому по плечу с ними справиться, потому я вынужден взять с вас несколько обещаний.

Рена насторожилась. Речь Торика показалась ей странной и совершенно несвойственной лорду. Пугающий намёк перетекал из фразы в фразу и, в итоге, вылился в приказ:

— Поклянитесь, что приложите все усилия, чтобы спасти Каэр, и поможете моему народу вернуть их истинное обличие!

— Подождите, — разгадав намерения Торика, с волнением произнесла Рена. — Вы не можете так со мной поступить!

Однако лорд и не думал её слушать.

— Поклянитесь! — упрямо потребовал он, и невидимый крюк, зацепившийся за спину Рены, вдруг потянул сильнее. Торик вновь и вновь повторял свою настойчивую просьбу, отказываясь внимать доводам Рены. Она упорно твердила, что ей такое не под силу, а лорд лишь усмехался.

— То, что подвластно мне, теперь доступно и вам! — наконец, выдал он. — Вы и сами это знаете, просто не хотите признавать. Вспомните наш поцелуй, после него не только я заполучил новые таланты!

Это была пугающая истина, которую Рена до сего момента всячески старалась не замечать. Проникший в её тело магический дар дремал где-то в глубине, никак себя не проявляя. Рена и не представляла, что ей с ним делать, и, пожалуй, предпочла бы поменять его на возможность находиться в Тёмном царстве. Вот только пресловутый поцелуй смог передать лишь прирождённые способности.

— Но я не могу стать вами! — с отчаянием прокричала Рена, впрочем, уже ни на что не надеясь. Сердца подсказывали, что только так ей и придётся поступать. Усилившееся натяжение причиняло дикую боль, будто бы тело подвесили за рёбра. Дыхание сбилось, глаза обжигало слезами, во рту появился нестерпимый вкус горечи. Торик буквально выдернул из её уст заветное «Клянусь», перед тем как финальный рывок вытолкнул Рену на свет.

Под пальцем лопнула струна, рассекая ладонь. Резкая обжигающая боль вынудила отпрянуть от рианты, даря последнее видение: улыбающееся лицо Торика, растворяющегося во тьме. Заливаясь слезами, Рена рухнула на пол, прижимая к груди окровавленную ладонь. Ей хотелось кричать, биться головой об стены и кланяться, разбивая лоб об пол, неустанно повторяя жалобные мольбы Полозу о невозможном. Никто не должен был умирать за неё! Но, продолжая убиваться собственным горем, она никак не могла отделаться от назойливой мысли, что её искреннее желание пожертвовать собой являлось на самом деле не смелостью, самоотверженностью и подвигом, а слабостью. Оказавшись там во тьме, ей бы не пришлось, кусая губы до крови, страдать от невосполнимой утраты и сквозь пелену слёз видеть чудовищные последствия Танца.

А город меж тем погружался в зловещий полумрак, обещавший скорое ненастье, но вместо молнии, тёмное небо вдруг озарило боевое пламя эльфийского корабля. Ослеплённая внезапной вспышкой, Рена невольно покосилась в окно. Высвободившаяся тьма, подобно огромному пауку, оплела защитный купол чёрной паутиной, лишив его невидимости. Она выпила из него всю магию, отчего тот стал хрупким, как стекло, и стоило эльфийскому флоту вновь нанести по нему удар, как он тут же растрескался и осыпался огненным дождём…

Глава 10

Ход 10. Черная струна. Этьен

Этьен:

— Ты был небрежен, — Неодобрительный взгляд Императора прошёлся по винному пятну, растёкшемуся по рубашке.

Вальен расположился в удобном кресле капитана корабля перед пультом управления, на котором легонько покачивались и блестели многочисленные кристаллы. В небольшой рубке было тесновато, и Этьен, желая сохранить с дядюшкой приличествующую дистанцию, предпочёл остановиться у входного люка. Впрочем, Императора это вполне устроило, во всяком случае, он не стал требовать подойти ближе, что несколько успокаивало. Этьен, всё ещё пребывая в весьма взбудораженном состоянии, резонно опасался вновь проявить предосудительную несдержанность, потому молча уставился в слегка подрагивающий пол корабля. «Николь», названная в честь погибшей императрицы, всегда была довольно чувствительна, и ей часто передавалось настроение Вальена. Ящер ещё во время посадки на борт Этьена смерила его недобрым взглядом, исполненным презрения, и даже, для большей острастки, клацнула острыми клыками. Теперь же она показывала своё недовольство, устроив качку, так что приходилось балансировать, чтобы удержаться на ногах.

— Простите, Ваше Императорское Величество, — выдавил из себя Этьен приличествующую фразу, хотя едва ли чувствовал себя виноватым. Внутри всё кипело и бурлило от негодования, а разум цинично усмехался. Всё было предсказуемо. Вальен никогда