опроверг Авария его идею. — Из сейфа он выбраться не смог. Сейчас же он находится в месте понадежнее…

— Где? — оживился Витя и тут же зашваркал носом. Авария разрешил ему высморкаться на пол. И плевать тоже.

— Можно сказать, в сейфе в сейфе. — Авария отошел в угол, отодвинул пластиковый ящик для инструментов. В стене показалась металлическая дверца. Он отпер ее и вынул сейф. Небольшой, размером с тостер, но невероятно тяжелый, даже для двух взрослых рук.

Малышня ахнула.

— Открой! Открой! Покажи!

— Ни в коем случае, Витя, — Авария пригрозил ему пальцем. — Это очень опасно.

— Ну пожалуйста…

— Нет и еще раз нет. — Авария убрал сейф обратно и закрыл потайную дверцу. — Ты можешь не выдержать.

— Я… да я… Кхе! — Витя отхаркнул густой темно-зеленой слюной.

— А где сейчас твой отец? — спросила Вика. — Или он тоже…

— Тоже, — ответил Авария. — Он ушел вслед за мамой. Очень быстро. И очень похоже.

Как и ожидалось, после смерти мамы папа пристрастился к алкоголю. Он заливал горе и прежде чем отключиться в пьяном угаре, плакал, разглядывая семейные фотоальбомы. Фотографий было не так много, как в галереях нынешних гаджетов, но на два с половиной альбома хватало. Так и пролетали его вечера, и каждое новое утро ему все сложнее становилось выходить на работу. А работал он акушером в городском родильном доме. — Авария не выдержал: глаза наполнились слезами, но ни одна слезинка так и не скатилась по его щеке. Он взял фирменный пакет магазина за два нижних уголка и вывалил на стол все фотографии, которые забрал из ящичка в раздевалке. Порывшись в них, показал ту, где они были втроем: сын и родители. Авария на ней был еще грудным ребенком. — Это — папа, это — мама, а это — я. Мне здесь месяц.

— Можно? — Илья попросил фотографию. Она была черно-белой, но недостаток цветов не скрывал ее истинной красоты. Молодые родители держали в руках маленького Андрюшу и были на седьмом небе от счастья. Илья узнал отца Аварии. Он не мог его не узнать, не мог спутать, потому как его лицо было первым, которое Илья увидел в своей жизни. А еще он узнал руки, которые принимали его из чрева матери.

— Снимок — мой ровесник, будьте с ним аккуратнее, — попросил Авария, наблюдая, как его передают из рук в руки.

— Сколько ему? — поинтересовалась Вика.

— Как и мне, — улыбнулся он. — Двадцать два.

— Сколько-сколько?

— Двадцать два, — повторил он. — Не удивляйся, что он в «чб», его снял мой дед на свой ретро-фотик.

— Я удивилась не возрасту снимка, а твоему.

— А что, не дашь мне столько?

— Извини, но я думала, тебе больше тридцатника…

— Что ж… я не обижаюсь.

— Правда?

— Конечно. Мне, Вика, и самому известен этот факт. Чего-чего, а авария у меня отняла не только половину ноги, но и щепотку привлекательности.

— Она же не называла тебя уродом. Ты правда выглядишь старше.

— Знаю, Илья. Чертовски хорошо знаю.

— Ну так что там с отцом-то? — зазевался Витя.

— Отец… — Авария потарабанил пальцами по столу, но то была не морзянка и даже не мелодия. — Отец взял месяц отпуска. И за этот месяц пропил все, что только было в квартире, не тронув, разве что, мою комнатушку и сейф, что хламился на балконе. В доме остались голые стены, пол да газовая плита с чайником и кастрюлей, покрывшейся толстым слоем жира.

Когда деньги брать стало неоткуда, отец добрался и до детской. Собрал все мои игрушки в холщовый мешок и потащил к выходу. «Папа, ты чего? — закричал я и потащил его за ремень. Без ремня штаны на нем уже не держались. — Папа! Папа!» Он остановился и впервые за долгое время посмотрел на меня ясными глазами. «Действительно. Чего это я?»

Пить он перестал одним днем, но на работу сумел выйти только через неделю. Приводил себя в порядок, иначе роженицы, завидев его, родили бы от страха.

Мало-помалу он начал обживаться. Что-то покупал, но в основном находил объявления с бесплатными вещами, мебелью и прочим. Так, например, у него появилась кровать, тумба и ковер. В какой-то день он даже приволок телевизор — здоровенную черную коробку с пультом. Приятно было вновь посмотреть телик. Особенно нравилось это папе. Да только с тем ящиком к нам в дом снова пришла беда.

— Только не говори, что из него вылезла девка с волосами, — хотел было посмеяться Витя, да раскашлялся.

Не обращая внимания на болезненный вид своего друга, Илья стукнул Витю в плечо и назвал дураком. В ответ получил: «Сам кретин». Авария же улыбнулся, посчитав шутку Вити уместной.

— Нет, Витя. Отец начал разговаривать с ним. С телевизором.

— И что? Мой папа тоже часто разговаривал с теликом. Что с того-то?

— Правильно, Илюха! Ванька до сих пор это делает, правда вместо телика телефон.

— А то, — начал Авария, — что мой папа в отличие от твоего отца, Илья, и твоего брата, Витя, общался с выключенным теликом. Он отрезал кабель питания, антенный кабель. Сидел и общался с черным прямоугольником, будто что-то в нем видел.

— Неужели он притащил его в родильный дом, а там… — Вика закрыла руками разинутый рот.

— Нет. Так он не сделал, — поспешил успокоить Авария, — но с работой все-таки связано.

Утром, собираясь в школу, я услышал его слова из спальни: «Наступил этот день. Мы готовы. Мы справимся». А вечером: «Он немыслимый. Держа его, я держал чудо. Он — спасение. Дитя мира».

В тот вечер я разговаривал с папой. Ну как разговаривал — перебросился парой слов. Он был таким счастливым, каким я его еще не видел после похорон мамы. Он благоухал. Мы ели чипсы и запивали колой. А утром я нашел папу лежащим под телевизором. Он повесился на обрезке кабеля питания.

— Божечки! — взвизгнула Вика и забрала всю вату, что еще оставалась.

— Ког… когда это было? — Витя уже зевал.

— Это было второго апреля две тыщи четырнадцатого.

— На второй день после моего рождения! Я помню твоего… — Рот и глаза Ильи округлились. Он жадно заглатывал воздух. Терял сознание.

Авария вскочил, набрал воды и брызнул ему в лицо. Часть попала на сонного Витю, и тот тоже вскочил, нащупывая на скамейке Ключ.

— Чего? — удивилась Виктория.

— Да, — произнес Авария. — В тот день было много новорожденных, но мой отец, общаясь с телевизором, говорил именно про Илью.

— Про меня…

— Ага. И ты знаешь почему.

— Из-за памяти…

— «Когда он был в моих руках, — говорил отец в твой день рождения, в свой последний вечер, — смотрел на меня глазами если не