Портос удивленно воззрился на д’Артаньяна.

«Куда бы, черт возьми, подальше заслать его, чтобы Рауль не вздумал к нему отправиться?» – пробормотал про себя д’Артаньян.

– Ну, так где же он, сударь? – спросил Рауль своим нежным, ласковым голосом.

– В Константинополе.

– У турок? – воскликнул Рауль. – Боже мой, что вы говорите!

– А что, это вас пугает? – сказал д’Артаньян. – Ба, что значат турки для таких людей, как граф де Ла Фер и аббат д’Эрбле?

– А его друг с ним? – сказал Рауль. – Это меня все-таки успокаивает.

«Как он умен, этот дьявол д’Артаньян!» – думал Портос, восхищенный хитростью своего друга.

– А теперь, – продолжал д’Артаньян, спеша переменить разговор, – вот вам пятьдесят пистолей, присланных от графа с тем же курьером. Полагаю, что у вас больше нет денег и что они будут вам очень кстати.

– У меня еще есть двадцать пистолей.

– Все равно берите, будет семьдесят.

– А если вам нужно еще… – сказал Портос, опуская руку в карман.

– Благодарю вас, – отвечал Рауль, краснея, – тысячу раз благодарю.

В эту минуту показался Оливен.

– Кстати, – сказал д’Артаньян так, чтобы лакей мог его слышать, – довольны ли вы Оливеном?

– Да, ничего себе.

Оливен, сделав вид, что ничего не слышит, вошел в палатку.

– А чем он грешит, этот плут?

– Большой лакомка, – сказал Рауль.

– О сударь! – сказал Оливен, выступая вперед при этом обвинении.

– Немного вороват.

– О сударь, помилуйте!

– А главное, ужасный трус.

– О сударь, что вы, помилуйте! За что вы меня позорите?

– Черт побери! – вскричал д’Артаньян. – Знай, Оливен, что такие люди, как мы, не держат у себя в услужении трусов. Ты можешь обкрадывать своего господина, таскать его сладости и пить его вино, но – черт возьми! – ты не смеешь быть трусом, или я отрублю тебе уши. Посмотри на Мушкетона, скажи ему, чтобы он показал тебе свои честно заработанные раны, и смотри, какую печать достоинства наложила на его чело свойственная ему храбрость.

Мушкетон был на седьмом небе и охотно обнял бы д’Артаньяна, если бы только посмел. Пока же он дал себе слово умереть за него при первом подходящем случае.

– Прогоните этого плута, Рауль, – сказал д’Артаньян, – ведь если он трус, он когда-нибудь обесчестит себя.

– Господин Рауль называет меня трусом, – воскликнул Оливен, – за то, что я отказался его сопровождать, когда на днях он хотел драться с корнетом из полка Граммона.

– Оливен, лакей всегда должен слушаться своего господина, – строго сказал д’Артаньян.

И, отведя его в сторону, прибавил:

– Ты хорошо сделал, если господин твой был не прав, и вот тебе за это экю; но если его когда-нибудь оскорбят, а ты не дашь себя четвертовать за него, то я отрежу тебе язык и вымажу им твою физиономию. Запомни это.

Оливен поклонился и опустил экю в карман.

– А теперь, мой друг Рауль, – сказал д’Артаньян, – мы уезжаем, дю Валлон и я, в качестве посланников. Я не могу сказать вам, с какой целью: я этого и сам еще не знаю. Но если вам что-нибудь понадобится, напишите Мадлен Тюркен, в гостиницу «Козочка» на Тиктонской улице, и берите у нее деньги, как у своего банкира, но только умеренно, потому что, предупреждаю вас, ее кошелек набит все же не так туго, как у д’Эмери.

Он обнял своего временного воспитанника и передал его в мощные объятия Портоса. Грозный великан поднял его на воздух и прижал к своему благородному сердцу.

– Теперь в дорогу! – сказал д’Артаньян.

И они снова направились в Булонь, куда прибыли к вечеру на своих взмыленных лошадях.

В десяти шагах от того места, где они остановились, прежде чем въехать в город, стоял молодой человек, весь в черном; он, казалось, поджидал кого-то и, завидя их, уже не спускал с них глаз.

Д’Артаньян подошел к нему и, заметив, что он глядит на него в упор, сказал:

– Эй, любезный, я не люблю, чтобы меня так мерили с ног до головы.

– Милостивый государь, – произнес молодой человек, не отвечая на резкость д’Артаньяна, – скажите, пожалуйста, не из Парижа ли вы?

Д’Артаньян подумал, что это какой-нибудь любопытный, которому хочется разузнать столичные новости.

– Да, сударь, – отвечал он помягче.

– Не собираетесь ли вы остановиться в гостинице «Герб Англии»?

– Да, сударь.

– Не имеете ли вы поручений от его преосвященства кардинала Мазарини?

– Да, сударь.

– В таком случае, – сказал молодой человек, – у вас есть до меня дело. Я Мордаунт.

– А, – прошептал д’Артаньян, – тот самый, которого Атос советует мне остерегаться.

– А, – пробормотал Портос, – тот самый, которого Арамис просит меня придушить.

Оба внимательно посмотрели на молодого человека.

Тот неправильно истолковал их взгляд.

– Вы сомневаетесь в моей личности? – сказал он. – В таком случае я готов представить вам доказательства.

– Нет, не надо, – сказал д’Артаньян, – мы отдаем себя в ваше распоряжение.

– Тогда, господа, поедемте, не откладывая ни минуты, – сказал Мордаунт. – Сегодня последний день отсрочки, которой просил у меня кардинал. Судно готово, и если бы вы не явились, я бы уехал без вас, потому что генерал Оливер Кромвель с нетерпением ждет моего возвращения.

– Ага! – сказал д’Артаньян. – Значит, мы едем к генералу Оливеру Кромвелю?

– Разве у вас нет письма к нему? – спросил молодой человек.

– У меня есть письмо, наружный конверт которого я должен был вскрыть только в Лондоне; но так как вы сообщили, кому оно адресовано, то нет надобности это откладывать.

Д’Артаньян разорвал конверт.

Письмо действительно было адресовано: «Господину Оливеру Кромвелю, командующему армией английского народа».

«Вот странное поручение!» – подумал д’Артаньян.

– Кто этот Оливер Кромвель? – спросил тихонько Портос.

– Бывший пивовар, – ответил д’Артаньян.

– Не задумал ли Мазарини нажиться на пиве, вроде как мы на соломе? – спросил Портос.

– Скорее, скорее, господа! – нетерпеливо воскликнул Мордаунт. – Едемте!

– Вот как, даже не поужинав, – сказал Портос. – Разве Кромвель не может подождать немного?

– Да, но я… – сказал Мордаунт.

– Что вы? – спросил Портос.

– Я очень спешу.

– О, если речь идет о вас, – сказал Портос, – то это меня не касается, и я поужинаю с вашего позволения или без оного.