Мутный взгляд молодого человека вспыхнул и, казалось, готов был сверкнуть молнией, но он удержался.

– Сударь, – продолжал д’Артаньян, – надо извинить проголодавшихся путешественников. К тому же наш ужин задержит нас недолго. Мы поскачем в гостиницу, а вы идите пешком на пристань. Мы только перехватим кусочек чего-нибудь и поспеем на пристань в одно время с вами.

– Как вам будет угодно, господа, только не опоздайте, – сказал Мордаунт.

– Так-то будет лучше, – пробормотал Портос.

– Как зовется ваше судно? – спросил д’Артаньян.

– «Стандарт».

– Отлично. Через полчаса мы будем на борту.

И приятели, пришпорив коней, поскакали к гостинице «Герб Англии».

– Ну, что вы скажете об этом молодом человеке? – спросил д’Артаньян на скаку.

– Скажу, что он мне очень не нравится, – отвечал Портос, – и что у меня все время чесались руки последовать совету Арамиса.

– Берегитесь, Портос. Он посланный генерала Кромвеля, и нас примут, думаю, не очень любезно, если мы заявим, что свернули шею его доверенному лицу.

– Все равно, – сказал Портос, – я хорошо знаю, что Арамис дает только хорошие советы.

– Слушайте, – сказал д’Артаньян, – когда наша миссия будет закончена…

– Ну?

– Если он привезет нас обратно во Францию…

– Тогда?

– Тогда мы посмотрим.

Тут приятели доехали до гостиницы «Герб Англии», где поужинали с большим аппетитом. Вслед за тем они немедленно отправились на пристань.

Бриг уже готов был поднять паруса. На палубе его они увидели Мордаунта, который нетерпеливо шагал взад и вперед.

– Прямо невероятно, – сказал д’Артаньян, когда лодка везла их к «Стандарту», – до чего этот молодой человек похож на кого-то, не могу только вспомнить, на кого именно.

Они подъехали к трапу и через минуту были на палубе.

Но лошадей переправить на бриг было труднее, чем людей, и бриг мог сняться с якоря только в восемь часов вечера.

Молодой человек сгорал от нетерпения и приказал поднять все паруса.

Портос, разбитый после трех бессонных ночей и семидесяти миль, проделанных верхом, ушел к себе в каюту и тотчас заснул.

Д’Артаньян, преодолевая свое отвращение к Мордаунту, стал прогуливаться с ним по палубе, рассказывая ему тысячу мелочей и пытаясь вызвать его на откровенность.

Мушкетона терзала морская болезнь.

А теперь предоставим «Стандарту» спокойно плыть не в Лондон, как думали д’Артаньян и Портос, а в Даргем, куда Мордаунт должен был направиться, согласно распоряжениям, полученным из Англии во время его пребывания в Булони, и перенесемся в королевский лагерь, расположенный на берегу Тайна, близ города Ньюкасла.

Здесь, между двумя реками, рядом с границей Шотландии, но еще на английской земле, раскинулись палатки маленькой армии. Полночь. Воины, в которых по их голым ногам, коротким юбкам, пестрым пледам и перу на шапочках легко признать шотландских горцев, скучают, стоя на часах. Луна, пробиваясь сквозь густые тучи, всякий раз озаряет мушкеты часовых; и, залитые ее светом, отчетливее выступают стены, крыши и колокольни города, который Карл I только что сдал парламентским войскам, так же как Оксфорд и Ньюарк, еще державшие его сторону в надежде на примирение.

В одном конце лагеря, возле огромной палатки, битком набитой шотландскими офицерами, собравшимися на военный совет под предводительством старого графа Левена, их командира, положив правую руку на шпагу, спит на траве человек, одетый в платье для верховой езды.

В пятидесяти шагах от него другой человек, так же одетый, разговаривает с часовым-шотландцем. Хотя он и иностранец, он, видимо, настолько привык к английскому языку, что понимает ответы своего собеседника, говорящего на пертском наречии.

Когда в Ньюкасле пробило час пополуночи, спавший пробудился; потянувшись, как делает человек, открывающий глаза после глубокого сна, он внимательно осмотрелся кругом и, увидев, что он один, встал, подошел к тому, кто беседовал с часовым, и затем пошел дальше. Другой, надо думать, окончил свои расспросы, потому что через минуту простился с часовым и непринужденно направился туда же, куда и первый.

Тот ждал его в тени палатки, стоявшей на дороге.

– Ну что, мой друг? – сказал он на чистейшем французском языке, на каком когда-либо говаривали между Руаном и Туром.

– А то, мой друг, что нельзя терять ни минуты, надо предупредить короля.

– Что случилось?

– Долго рассказывать. К тому же вы сейчас сами услышите. Малейшее слово, произнесенное здесь, может все погубить. Пойдем разыщем лорда Винтера.

И оба направились в противоположный конец лагеря. Но так как весь лагерь занимал плошадь не более чем в пятьсот квадратных футов, то они быстро оказались у палатки того, кого искали.

– Твой господин спит, Тони? – спросил по-английски один из них у слуги, лежавшего в первом отделении палатки, заменявшем переднюю.

– Нет, господин граф, не думаю, – ответил слуга. – Разве что заснул совсем недавно, так как он больше двух часов ходил взад и вперед, вернувшись от короля. Шаги затихли только минут десять тому назад; впрочем, вы можете сами посмотреть, – прибавил слуга, пропуская их в палатку.

Действительно, Винтер сидел перед отверстием, служившим окном, вдыхая ночной воздух и меланхолически следя глазами за луной, мелькавшей, как мы только что говорили, среди больших черных туч.

Друзья подошли к лорду Винтеру, который, подперев голову рукой, смотрел на небо. Он не слышал, как они вошли, и оставался в том же положении, пока не почувствовал прикосновения к своему плечу. Тогда он обернулся, узнал Атоса и Арамиса и протянул им руку.

– Заметили вы, какого кровавого цвета сегодня луна? – сказал он.

– Нет, – ответил Атос. – Она показалась мне такой же, как всегда.

– Посмотрите вы, сударь, – продолжал Винтер.

– Признаюсь, – произнес Арамис, – что я, как и граф де Ла Фер, не вижу в ней ничего особенного.

– Граф, – промолвил Атос, – в таком опасном положении нужно смотреть на землю, а не в небо. Хорошо ли вы знаете наших шотландцев и уверены вы в них?

– В шотландцах? – спросил Винтер. – В каких шотландцах?

– О боже мой, – сказал Атос, – в наших, в тех, которым доверился король, в шотландцах графа Левена.

– Нет, – ответил Винтер и затем прибавил: – Вы, значит, совсем не видите этого красноватого отлива на всем небе?

– Нисколько, – ответили вместе Атос и Арамис.

– Скажите, – продолжал Винтер, занятый все той же мыслью, – говорят, во Франции есть предание, что накануне своей смерти Генрих Четвертый, играя в шахматы с Бассомпьером, видел кровавые пятна на шахматной доске?