И всё-таки он не нашёл в себе силы – отдать.

Сели в машину, похожую на комнату с хорошей обстановкой – телевизор, магнитола, бортовой компьютер, навигатор и другие навороты. Обсахарела с потрясающей лихостью развернул чёрный джип – резвую поджарую зверюгу – и на полной скорости погнал куда-то. На первом же перекрестке – проскочив на красный светофор – джип едва не врезался в старенькие «Жигули». Уходя от столкновения, Янус круто вырулил на тротуар. Прохожие по сторонам шарахнулись. Под колёса упала и хрустнула авоська с продуктами. Кусты затрещали.

Не теряя хладнокровия, пассажир спросил:

– Давно за рулём?

– Первый день! – Обсахарела хохотнул. – Пристегни ремень. Идём на взлёт!

Потом они сидели в шикарном офисе, выпивали. А дальше – провал. Чёрная космическая дыра, из которой Горнила Зазвонович только на рассвете вылетел – едва-едва прочухался. Голова трещала, как валун на раскалённой каменке, и невозможно было вспомнить, где он есть и что он делал вчера.

Помещение было без окон, только вверху зияла прорубь какого-то узкого люка – свет едва проникал в помещение, похожее на склад, под самый потолок забитый книжными упаковками: детективы, триллеры, боевики, ужастики.

Дверь бесшумно распахнулась, и вошёл какой-то серый человек с холуйским выражением лица.

– Это вам от хозяина, – сказал, оставляя поднос, на котором сверкала рюмка хрустальной водки и тарелка с малосольно-малахитовым огурцом.

Остограммившись, Горнила Зазвонович приободрился и понемногу начал припоминать вчерашний день, внезапную встречу с Двуликим Янусом. И какое-то странное чувство тревоги заныло в душе, когда он подумал, что встреча было не случайной. Додумать эту думку ему не дал лёгкий на помине Обсахарела, внезапно появившийся в дверях – весёлый, энергичный, элегантный.

– Привет, – сказал, протягивая лапу с бриллиантом. – Как самочувствие?

– Бывало и получше.

– Будет! Вот смотаешься в командировку, и всё у тебя будет в шоколаде. – Двуликий Янус внимательно посмотрел на него. – Ты разговор-то наш, надеюсь, помнишь?

Кузнецарь ответил уклончиво.

– Смотря о чём.

– Насчёт работы. – Ян порылся в дипломате, вынул паспорт, деньги и билет.

Возникла продолжительная пауза. Где-то в углу под потолком зудела муха.

– А что я там забыл? – спросил Кузнецарь, читая на билете название города. – Что за работа? Напомни.

Янус показал на потолок.

– Так ты вчера зудел, как эта муха – все уши прожужжал насчёт того, какая нищета тебя заела. Так что я с утра посуетился, нашёл работёнку тебе.

– И что нужно делать?

Обсахарела сел напротив – на пачки книг, пестрящие наклейками каких-то типографий.

– Похмелился? Полегчало? Может быть, ещё?

– Нет, спасибо. Так что за работа?

– Непыльная работа, Горнила Зазвоныч. Ну и придумал ты псевдоним. Хэ-хэ. Короче так. Надо будет смотаться до города Н. Это недолго, старик. А заработать можно будет, знаешь, сколько? Даже если ты весь год без перекура будешь вагоны разгружать – столько не получишь. – Обсахарела посмотрел на дорогие заграничные часы. – Ну, всё, тебе пора, пошли. Я довезу до вокзала, по дороге проинструктирую. Поездка у тебя, можно сказать, курортная. Там сейчас красота. У тебя, я помню, получались прекрасные лирические зарисовки. Жалко, что даром они теперь никому не нужны.

1

В окошко поезда влетал гудящий воздух, ароматно пахнущий травами, цветами, дубами и липами, каштанами и яблонями, грушами и шелковицей. А где-то в дымке на горизонте мерещились древние сказители, баяны, гусляры, шагающие по горячим дорогам и тропам Южной Руси… Но как бы ни хотел он отрешиться от земных забот и любоваться пейзажами – не получалось. Беспокойство терзало душу Курьера – так называлась новая должность. И в этой должности он был неузнаваем: одетый с иголочки, расфранчённый, побритый, сбрызнутый одеколончиком, в тёмных солнцезащитных очках, придающих и солидность, и загадочность.

В город Н. скорый поезд прибыл по расписанию.

Постояв, покурив на платформе, Курьер потоптался под большими электронными часами – условленное место, где его должны были ждать. Долго «светиться» не позволяла инструкция, и поэтому пассажир покинул место встречи.

«Накладка, видно, вышла, – решил Курьер. – Осечка».

Он не только не расстроился – даже обрадовался, на время предоставленный сам себе. Поднял воротник и напялил на нос полукруглые солнцезащитные очки – солнца тут было с лихвой. Раскованно шагая по бульварам и проспектам, солидный гражданин, впервые оказавшийся в городе Н., вдруг поймал себя на странном ощущении: тут было много знакомого, близкого сердцу и долгожданного. В прошлой своей жизни он тут уже гостил, а может быть, и жил, как знать. Удивительное это было чувство. Блаженно улыбаясь, глядя по сторонам, гость придумал себе необыкновенную игру.

Вот он шагает по городу, смотрит на дома и думает: сейчас за этим перекрестком будет Киево-Печерская лавра. И – точно. Пройдя ещё немного, он остановился, перекрестился, глядя на высокий правый берег Днепра – там золотом сверкала, красовалась лавра, занимающая два лобастых холма. Довольный даром провиденья, он дальше топал. И снова затевал игру. «А сейчас я увижу церковь Спаса-на-Берестове – начало двенадцатого века…»

И опять он угадывал; подходил, читал чугунную доску, потемневшую от времени. Посмеиваясь, он пришёл на пристань, ни у кого ни разу дорогу не спросив. Отрешённо посидел на берегу, подышал свежим воздухом, разглядывая речные трамвайчики, паруса респектабельной яхты. Заложив руки за спину, он беззаботно фланировал по набережной, любовался открывающимся видом; слушал, как «реве та стогне Днiпр широкий». И вдруг подумал с грустью и горечью: наверно, где-то здесь находился поворотный круг истории – здесь произошло свержение Перуна. Здесь он, бедняга, с обрыва слетел, побитый камнями, оплёванный. И не отсюда ли ноги растут у всех наших бед и напастей? Предательство языческих богов, предательство своих великих, мудрых пращуров бесследно не проходит.

От крутого берега он шёл другой дорогой и снова угадывал, где и что находилось. В этом городе если не всё, то многое было ему знакомо, ведомо, любо и дорого. Сердце щемило несказанным чувством обретения древней, потерянной прародины. И очень тяжко ему было сознавать, что теперь происходит на этой земле. Хитромудрые, лукавые политики год за годом по живому резали, разделяя славянскую душу, из века в век единую, друг без друга не полновесную; разделяй и властвуй, метод старый.

И вдруг над ухом раздался выстрел!

Солнцезащитные очки слетели наземь – так сильно дёрнулся Курьер, перепуганный «выстрелом» выхлопной трубы; машина проехала рядом. Подобрав солнцезащитные очки и протерев, он увидел мир уже надтреснутым и поцарапанным. И трещины эти на стёклах, царапины, и холодок в душе от холостого «выстрела» – испортили настроение. И тогда – как молния! – пронзила мысль, что приехал-то он не гулять, не глазеть, развесив уши.