– Сифилизация, уж лучше сказать! – гремит Гражданин. – К матери их! Да разрази их всех в три слоя с покрышкой, этих тупых ублюдков! Ни в музыке, ни в литературе, ни в живописи, нигде у них ни хрена, одни жалкие потуги.

Все, что у них из цивилизации, – это у нас украдено. Стадо гугнивых выродков!

– Семья европейских народов, – О'Моллой вякает…

– Они никакие не европейцы, – режет Гражданин. – Я был в Европе с Кевином Игеном Парижским. Нигде в Европе никакого следа ни их, ни ихнего языка, если только в cabinet d'aisance[1186].

А Джон Уайз говорит:

– Сколь многие цветы ничей не узрит взор[1187].

А Ленехан, который слегка может по этой фене:

– Conspuez les Anglais! Perfide Albion![1188] Сказал он и поднял своей большой, заскорузлой и мощной дланью кубок крепкого, темного, пенистого эля и, испустив боевой клич своего клана Лам Дерг Абу[1189], осушил его за победу над врагом, над племенем могучих и отважных героев, что правят морями и восседают на алебастровых тронах[1190], безмолвные, словно бессмертные боги.

– Чего это с тобой приключилось? – я спрашиваю у Ленехана. – У тебя вид, как будто ты ждал триста, а получил свиста.

– Золотой кубок, – отвечает.

– Кто же выиграл, мистер Ленехан? – Терри спрашивает.

– Реклама, – тот отвечает. – Выдача двадцать к одному. Чистейший аутсайдер. А все остальные с носом.

– А Бассова кобылка? – опять Терри.

– Скоро доскачет, – говорит Ленехан. – Мы все накололись. Бойлан по моему совету поставил на Корону два фунта, за себя и за одну знакомую.

– Я и сам полкроны поставил, – говорит Терри, – на Муската, мне мистер Флинн подсказал. Лорда Хауарда де Уолдена.

– Двадцать к одному, – повторяет Ленехан. – Вот такая дерьмовая жизнь.

Реклама, – повторяет. – Запудрила всем мозги и хапнула все печенье. Корона, тебе имя – вероломство[1191].

Тут он подбирает жестянку от печенья, что Боб Дорен оставил, и смотрит, нет ли там чем поживиться на шаромыжку, а паршивая дворняга за ним, глядит, повезет ему или нет, разинув свою поганую пасть. Стала бабушка искать, хочет кость собачке дать.

– Шиш с маслом, детка, – тот ему.

– Держи хвост морковкой, – Джо утешает. – Корона бы выиграла, если б не эта сучка.

А Дж.Дж. с Гражданином все препираются насчет истории да законов, и Блум, уж конечно, тоже суется.

– Некоторые люди, – говорит Блум, – в чужом глазу увидят соринку, а в собственном бревна не заметят.

– Raimeis[1192], – отвечает Гражданин. – Не зря говорят, слепому очков не подберешь. Куда делись наши двадцать миллионов ирландцев, которых мы должны бы иметь сейчас вместо четырех, наши потерянные колена[1193]?

А наши гончары, наши ткани, лучшие во всем мире? А наши сукна[1194], их еще в Риме продавали во времена Ювенала, и наш лен, и камчатное полотно, что ткут в Антриме, и кружева из Лимерика, и наши дубленые кожи, и флинтглас из-под Баллибоха, и гугенотский поплин, который у нас еще со времен Жаккара из Лиона, и наши тканые шелка, и фоксфордский твид, и кремовый гипюр из кармелитского монастыря в Нью-Россе, ничего подобного во всем мире нет! Где греческие купцы[1195], что проходили через Геркулесовы Столбы, ныне Гибралтар, захваченный врагом рода человеческого, и плыли в Вексфорд, на торжище Кармен, торговать золотом и тирским пурпуром? Почитайте-ка Тацита и Птолемея или хотя бы Гиральда Камбрийского[1196]. Вино, пушнина, мрамор из Коннемары, серебро из Типперери, совершенно непревзойденное, а лошади наши славятся и по сей день, ирландская упряжная порода, а за право ловить рыбу в наших водах король испанский Филипп готов был платить нам пошлину.

Кто вычислит, сколько нам должен паршивый Джон Буль за нашу загубленную торговлю, за наши разоренные хижины? А русла Барроу и Шаннона, они не желают их углублять, они нам оставляют миллионы акров болот, чтобы мы подыхали от чахотки.

– Скоро у нас тут будет безлесье, как в Португалии[1197], – вставляет Джон Уайз, – или на каком-нибудь Гельголанде, где торчит одно деревце. Если только не примутся за лесопосадки. Ель, лиственница, все деревья, что из семейства хвойных, на глазах исчезают. Я вот читал доклад лорда Кэслтауна…

– Их надо срочно спасать, – говорит Гражданин, – и ясень гигантский в Голуэе, и вяз святой Бригитты в Килдере[1198], сорок футов в обхвате и крона на добрый акр. Спасать деревья Ирландии для будущих поколений ирландцев, на дивных холмах Эйре, О[1199]!