— Что ты сделал с братом?

— Прости?

Невероятно для себя я почти и забыл, что был в гостиной не один. Поднявшись на ноги, Уна настороженно подошла ближе, сменив милость, на гнев. Пришлось тоже встать, бледный кулачок ударил меня в грудь.

— Ты… Ты причастен к этому, я же вижу! Где Сэра и Авель?!

— В надёжном месте, моя дорогая супруга, можешь не беспокоиться понапрасну.

Мне послышался всхлип, по раскрасневшимся щекам текли злые слезы. Она перестала меня колотить, но все еще выглядела так, будто не могла выбрать между ненавистью и грустью.

— Зачем…

— Я думаю, ты сама можешь догадаться, какой статус даёт родство с тобой.

Сделав ставку на сообразительность принцессы, я выжидающе наблюдал, как на ее лице проглядывает замешательство, а затем и понимание. Приятно было узнать, что она не только лишь красива.

— Ты займешь трон…

— Кроме меня, больше некому.

— Но Серафина?

— Попалась случайно.

Тут я был готов даже извиниться, слишком надеялся, что получится поймать ее до начала охоты, совсем не подумав о том, что некромантка может опоздать, а Авель — устроить сцену. Если подумать, то я вообще не учитывал Сэру в изначальном плане и тем более не понимал, какого черта ее пригласили в лес, так что получилось, что получилось. Теперь оставалось мысленно воззвать к богам в надежде на то, что наши отношения с некроманткой достаточно доверительные и близкие, чтобы она мне помогла.

— Чудовище.

— Вовсе нет, до Аврелиана мне далековато.

— Ты убьешь его?

— Скорей всего, мне не нужен живой соперник. Можно сказать, что всё затевалось ради этого.

Ее молчание, полное ненависти, было ярче любых слов.

— Уна, я вижу в твоих глазах ярость и обиду, но смею заверить, ты можешь рассказать обо всем любому из министров и отправиться вместо меня во дворец прямо сейчас.

— Что?

— Мы провели мало времени вместе, но даже этот период я всячески старался не вмешиваться в твою жизнь и не ограничивать. Это было одним из главных условий твоего пребывания здесь, настолько полная свобода, насколько это возможно, и я надеюсь, ты это заметила.

Сбитая с толку супруга смотрела на меня, как на истинного безумца, наверное, так оно и было, конечно, но этот выбор я сделал сам, поставив на кон всю свою удачу.

— И ты правда не станешь меня удерживать? Я же разрушу весь план!

— Конечно, и понесу за это наказание, вероятно, казнь, а тебя в ближайшие полгода передадут в иные руки. Полагаю, один из холостяков-министров будет осчастливлен свадьбой, и даже в случае моего изгнания аннулировать наш брак будет довольно просто, любой врач подтвердит твою невинность и мою несостоятельность как мужа.

Кровь отхлынула от ее лица так неожиданно, что я заподозрил скорый обморок, но Уна выдержала этот удар, по крайней мере первую его часть. Напряженно вглядываясь куда-то мимо меня, она выглядела так, словно снова пришла ко мне в брачную ночь.

— Нет…

— В этом случае ты будешь даже более желанной добычей, с вами будет моё состояние и фабрики. Надеюсь, наши доблестные мужи хотя бы не станут выкрадывать тебя насильно, если ты всё же примешь такое решение, попроси брата усилить охрану.

— Нет-нет-нет!

— Авель не допустит, чтобы такое ценное имущество было без присмотра, Уна, и, если ты действительно готова защитить его, я не стану этому препятствовать.

Закрыв рот ладонью, Уна безмолвно плакала, опустив голову и словно потеряв ход времени. Грешным делом мне показалось, что я сказал слишком много, слишком жестко, хоть это и было всё чистейшей правдой, но стоило мне вытащить платок и прикоснуться к вновь покрасневшей щеке, я заметил, что в глазах девушки ясно отражается понимание. Уверен, она раз за разом продумывала, возможно ли избежать нового замужества и настоящей клетки в чужом доме.

Спустя пару минут или даже больше, я вновь услышал ее тихий голос:

— Я хочу знать точно, что ты меня не тронул.

— У меня есть один неболтливый семейный лекарь.

Уна кивнула, принимая ответ. Опустив руки, она прикусила губу, чтобы вновь не расплакаться, и встретилась со мной взглядом, продолжив так серьезно, насколько могла:

— И… я хочу свою кондитерскую.

— Кондитерскую?!

— Я с детства мечтала печь сладости.

Не веря своим ушам, я внимательно посмотрел на супругу и всё равно не мог до конца уложить в голове этот ультиматум, но чем больше думал об этом, тем больше восхищался.

Будет ли Уна так сильно гореть своим делом, как я горю своим?

— Продашь короля за пару булок?

— Не говори глупостей, кто бы купил его так дорого.

Начало времен

Последние слуги мягко прикрыли за собой двери храма. Службы на сегодня были окончены. Покой и благоговение разлилось по залу чувствительнее и ярче любых молитв, выражая мою любовь не пустыми словами, но мыслями, желанием и искренним стремлением души.

Свободный от мирского шума, наедине с искусной собственноручной статуей богини, я сделал глубокий вдох и закрыл глаза, прислушавшись. Воздух наполнился тихим, мелодичным пением арфы, баюкающей еще один знойный, солнечный день в колыбели разгорающегося заката. Совсем скоро начнется новая служба, в полночь обязательно придет полнолунная, сегодня она впервые угостит меня амброзией. Я трепетно предвкушал нашу встречу, с дрожью представляя, к какой святыне, какому чуду прикоснусь и сколь велико доверие моей дорогой богини. Это чувство захватило меня, раз за разом я представлял, как нектар богов касается губ… Каким он будет на вкус? Сладкий, как самый прекрасный в мире плод? Нежный, как теплое парное молоко? Пьянящий, как настоявшееся вино, или богатый оттенками, как разнотравные эфиры?

Мои чувства бушевали на грани исступленной страсти и восторга, занимали разум, пробирались под кожу мурашками глубоко в тело и не находили достаточно места, чтобы хоть на мгновение подарить передышку, осознанность в замершем течении времени. Ни один из жрецов о такой милости и помыслить не мог, пока я терял голову от счастья не в силах поверить в столь огромную близость к Луне.

— Неборожденное льется сиянье на темную землю

От головы ее вечной, и все красотою великой

Блещет в сиянии том. Озаряется воздух бесцветный

Светом венца золотого, и небо светлее, едва лишь

Из глубины Океана, омывши прекрасную кожу,

Тело облекши блестящей одеждою, издали видной,

И лучезарных запрягши коней — крепкошеих, гривастых, —

По небу быстро погонит вперед их Селена-богиня

Вечером, в день полнолунья. Великий свой круг совершая,

Ярче всего в это время она, увеличившись, блещет

В небе высоком, служа указаньем и знаменьем людям.

Распахнув