«Тое же зимы (1389/90 года. — Н. Б.) по Крещении князь великии Василеи Дмитреевич взя мир и любовь с князем с Владимером Андреевичем и удели ему неколико градов, вда ему Волок да Ржеву» (43, 157).

Уступив удельному князю в виде «надбавки к жалованью» два города, юный московский князь действовал по обычной схеме: «надбавки» должны были находиться как можно дальше от основной территории удела и на границе с Литвой. Лично заинтересованный в процветании и безопасности этих городов, Владимир волей-неволей должен был оберегать их от посягательств своей литовской родни.

В дальнейшем Владимир верой и правдой служил племяннику — великому князю Василию Дмитриевичу. Его главным подвигом стала оборона Москвы от нашествия Едигея в 1408 году. Благодаря мужеству и опытности Владимира удалось избежать повторения ужасов нашествия Тохтамыша. В отсутствие великого князя Василия I, по примеру отца уехавшего от татар в Кострому, Владимир подготовил город к долгой и крепкой обороне. Убедившись в этом, Едигей взял выкуп и ушел обратно в степи.

Князь Владимир скончался в мае 1410 года, оставив по себе добрую память и обеспечив имущественные интересы княгини-вдовы и многочисленных сыновей в обстоятельном завещании, сохранившемся до наших дней (8, 45).

Жизнь князей состояла, конечно, не из одной политики и приобретения вотчин. Привлекательной чертой личности Владимира Серпуховского была его любовь к красоте. Известно, что в московском доме князя великий художник Феофан Грек нарисовал на стене панораму Москвы (25, 444). Можно представить себе, как в минуту задумчивости князь рассматривал эту картину и мечтал о будущем величии московского дела…

Поздней весной 1389 года великий князь Дмитрий Иванович тяжело заболел и 19 мая скончался. Внезапная кончина 38-летнего правителя вызывает недоумение. Чума страшным гостем бродила тогда по Русской земле. В 1387 году «мор» опустошил Смоленскую землю. В самом Смоленске — большом торговом городе на Верхнем Днепре — в живых осталось всего десять человек (42, 93). В 1389 году «в Новегороде в Великом мор бысть силен, и во Пскове, и по властем, и по селом» (42, 95). Однако в источниках нет прямых указаний на «мор» в Москве.

Московская летопись под 1389 годом дает довольно загадочное известие: «Тое же весны по Велице дни (18 апреля. — Н. Б.) князю Юрию Дмитреевичю болезнь тяжка бысть, но Бог помиловал и (его. — Н. Б.), и пакы здрав бысть» (43, 155). Речь идет о третьем сыне великого князя Дмитрия Ивановича, будущем мятежнике и смутьяне Юрии Звенигородском. Он родился 26 ноября 1374 года. Болезнь 15-летнего княжича была настолько серьезной, что привлекла внимание летописца. Но связана ли она с роковой болезнью отца и был ли это тот же «мор», который выкашивал целые города, сказать трудно. Во всяком случае, похоже, что какая-то убийственная зараза гнездилась тогда в стенах московского дворца. И не случайно Дмитрий Иванович в своем завещании («духовной грамоте»), составленном за несколько дней до кончины, особо остановился на том, как быть, если смерть унесет и наследника престола — 17-летнего Василия.

Существует мнение, что во время Куликовской битвы князь Дмитрий был контужен и потому уже в начале 80-х годов имел проблемы со здоровьем (206, 77). Однако это мнение основано лишь на буквальном понимании одного литературного клише. Неясность данного вопроса заставляет вновь обратиться к источникам. «Слово о житии и о преставлении великого князя Дмитрия Ивановича, царя Русского» дает несколько реалистичных подробностей кончины нашего героя:

«И посем разболеся и прискорбен бысть велми. Потом же легчае бысть ему, и възрадовася великаа княгини радостию великою и сынове его, и велможи царства его. И пакы впаде в болшую болезнь, и стенание прииде к сердцю его, яко торгати внутрьнимь его, и уже приближися к смерти душа его» (25, 214).

Для удобства читателя приведем этот текст в переводе на современный русский язык:

«А потом разболелся он и мучился сильно. Но после полегчало ему, и возрадовалась великая княгиня радостью великою, и сыновья его, и вельможи царства его. И снова впал он в еще больший недуг, и стоны вошли в сердце его, так что разрывалось нутро его, и уже приблизилась к смерти душа его» (25, 215; перевод М. А. Салминой).

По этому описанию трудно поставить сколько-нибудь точный диагноз. Но взятое в определенном контексте, оно наводит на некоторые размышления. «Слово о житии и о преставлении…» — «самое блестящее произведение литературы конца XIV в.» — было написано вскоре по кончине великого князя (271, 118). Неизвестный автор — предположительно, знаменитый древнерусский книжник Епифаний Премудрый — хорошо знал обстоятельства кончины князя (176, 151). Отсюда можно заключить, что слова «стенание прииде к сердцю его» — не просто литературный троп, но запомнившийся многим эпизод предсмертной болезни Дмитрия. Этот эпизод — тяжелый сердечный приступ. Такое предположение встречается в научной литературе и представляется убедительным (233, 101).

В этой связи вспоминается описание внешности Дмитрия Ивановича, сохранившееся в «Сказании о Мамаевом побоище» в редакции Никоновской летописи:

«Беаше же сам крепок зело и мужествен, и телом велик и широк, и плечист и чреват велми, и тяжек собою зело, брадою же и власы черн, взором же дивен зело» (42, 63). Это описание вызывает в памяти сказочный образ врубелевского «Богатыря». Но в нем угадываются и живые черты. Строгий, пронизывающий взгляд — «взором же дивен зело» — характерная особенность всех харизматических лидеров. Австрийский посланник Сигизмунд Герберштейн рассказывал, что от грозного взгляда Ивана III мужчины трепетали, а женщины падали в обморок (5, 68).

Фигура Дмитрия отличалась большой и, кажется, нездоровой полнотой. «Чреват велми» — значит: обремененный большим животом. «Телом велик и широк» — чрезмерно толст.

Необычайными габаритами Дмитрий заметно выделялся среди своего «стандартного» окружения. Задумав найти себе «двойника» перед битвой с Мамаем, он избрал Михаила Андреевича Бренка, которому пришлись впору все облачения великого князя. Очевидно, Бренко обладал такой же «нестандартной» фигурой. Подобно Митяю, Бренко был фаворитом («наперсником») великого князя и готов был отдать жизнь за своего господина. Но среди московского боярства той поры имени Бренка мы не встретим. Фавориты, как правило, не отличаются знатностью происхождения.

После битвы князя Дмитрия нашли лежащим без сознания под поваленным деревом. «На телеси же его нигдеже смертныа раны обретеся» (42, 63). Иначе говоря, он потерял сознание не от потери крови, а по какой-то иной причине. Вероятно, князь предвидел, что в страшной давке и толчее сражения он может потерять сознание. Его падение будет воспринято войском как дурной знак и может привести к панике и поражению. Во избежание такого развития событий Дмитрий и выставил своего «двойника». Эта предосторожность оказалась весьма полезной, хотя и стоила княжескому «наперснику» жизни.