Но, кто бы ни был инициатором этого свидания, факт остается фактом: Гиммлер издал приказ, который вел его к острому конфликту с Гитлером. Это было равносильно полному пренебрежению директивой об «Окончательном решении еврейского вопроса», невзирая на военную ситуацию. Генрих Гиммлер сделал первый шаг в сторону от своего полубога. Шелленберг давления не ослаблял. Самое время, чтобы отсечь наконец шефа полиции от диктатора. Дальше настала очередь Керстена, который вообще делал все, что мог, чтобы разъединить Гиммлера с Гитлером. Как раз в это время к нему обратилось за содействием шведское правительство, попавшее в сложную внешнеполитическую ситуацию. Союзники все сильнее нажимали на Швецию, чтобы она включилась в войну против Гитлера. И вот в надежде отсрочить решение шведское правительство предпринимает эффектную спасательную операцию: страна объявляет, что готова обеспечить питанием всех узников концлагерей и принять тех, кто будет освобожден. Шведский МИД обратился к Гиммлеру, но он отверг эти предложения. Тогда шведский министр иностранных дел Гюнтер разыскал Керстена, жившего в Стокгольме. Керстен обрабатывал своего пациента так настойчиво, что тот в итоге пошел на уступки. 8 декабря 1944 года в Ставке Гиммлера в Триберге Гиммлер и Керстен сошлись на том, что всех заключенных скандинавских концлагерей следует перевести в сборный лагерь в окрестностях Гамбурга, где их будут кормить за счет шведского Красного Креста, а кроме того, должны быть освобождены 1000 голландок, 800 француженок, 500 полек, 400 бельгиек, 50 датчанок и 50 норвежек. Швеция обязалась предоставить автобусы для транспортировки.

Гюнтер поблагодарил Керстена и заверил Гиммлера, что Швеция обеспечит все необходимое. Это было 1 января 1945 года. Но шведы не торопились. Очевидно, они надеялись, что быстрые военные перемены избавят их от необходимости выполнять обременительную гуманитарную акцию. До 5 февраля Гюнтер не давал о себе знать; затем сообщил Керстену, что транспортными операциями будет руководить граф Бернадотт, племянник шведского короля и вице-президент шведского Красного Креста. Еще полторы недели тянулось для Шелленберга и Керстена бездеятельное ожидание человека, который, по их раскладу, должен дать Гиммлеру полную свободу от Гитлера.

Наконец, 16 февраля граф Бернадотт вылетел в обложенную со всех сторон, горящую гитлеровскую Германию. В аэропорту его встретил Шелленберг, который, как требовал протокол, представил его своему шефу Кальтенбруннеру.

Бернадотт сразу увидел, что у Шелленберга только одна цель – покинуть тонущий корабль. В своих мемуарах граф пишет: «Признаюсь, я с самого начала почувствовал в Шелленберге уверенную решимость». Тем не менее Шелленберг обнаружил, что им с Керстеном будет очень непросто привлечь графа на свою сторону. Вдобавок Гиммлер все еще колебался, воспринимая приезд шведа со смесью любопытства и опасения: он знал, что Кальтенбруннер следит за каждым шагом Шелленберга. По наущению Кальтенбруннера Фегелейн осведомился у Гитлера, как следует расценивать визит Бернадотта, и получил ворчливый ответ: «Во время всеобщей войны ничего нельзя довести до конца из-за таких вот нелепостей». С большим трудом, после долгих споров Шелленбергу удалось-таки уговорить своего шефа принять Бернадотта.

Встреча произошла 19 февраля в эсэсовском госпитале в Гогенлихене. Гиммлер с порога подчеркнул: «Я поклялся Гитлеру в верности и не намерен – как солдат и как немец – отступить от своей клятвы или сделать что-нибудь вопреки планам фюрера». Впрочем, через два с половиной часа он рассуждал несколько иначе – разрешил перевод части скандинавских заключенных в Норвегию и подтвердил то, что было уже согласовано с Керстеном, а именно: что шведский Красный Крест может обеспечивать всех скандинавских заключенных питанием.

Едва успел граф Бернадотт отбыть в Швецию, как Шелленберг обрушил на рейхсфюрера всю мощь своих неистощимых аргументов. Он уже не скрываясь вбивал в шефа одну мысль: пора кончать с Гитлером, пора кончать с войной. Историк Трево-Ропер так описывает этот процесс: «Шелленберг шаг за шагом, медленно, терпеливо, преодолевая отчаянное упрямство Гиммлера, сокрушал идола, которому тот все еще поклонялся, – Адольфа Гитлера, чтобы заменить его новым, еще более привлекательным для Гиммлера образом – обожествленным образом самого рейхсфюрера в качестве нового вождя нации и воплощения духа Великой Германии». При этом Шелленберг без устали убеждал Гиммлера, что необходимо использовать Бернадотта в своих целях, что надо послать его к генералу Эйзенхауэру с предложениями о капитуляции. Рейхсфюрера ужасала такая мысль. И все же доводы Шелленберга произвели на него такое действие, что он дал своему мучителю разрешение по собственной инициативе уговорить Бернадотта взять на себя эту миссию.

2 апреля Бернадотт снова посетил Гиммлера. В определенный момент Гиммлера вызвали к телефону в другую комнату, и Шелленберг воспользовался этим, чтобы спросить, «не согласится ли граф встретиться с Эйзенхауэром и обсудить с ним возможность капитуляции немцев на Западном фронте». Граф отказался, заметив, что инициатива должна исходить от рейхсфюрера. Но Шелленберг уже принялся обрабатывать Бернадотт и, возвращаясь в Берлин, «всю дорогу проговорил в доверительной, но весьма напористой манере» (слова Бернадотта).

Граф мог бы пойти к Эйзенхауэру, только если Гиммлер объявит себя преемником Гитлера, распустит НСДАП и освободит всех скандинавских заключенных. Он пишет: «Лично я ни на мгновение не допускал, что Гиммлер примет такие условия. Но Шелленберг не колебался. Он заявил мне, что постарается заставить шефа принять их». И снова Шелленберг взялся за дело. На его взгляд, акции Гиммлера в Ставке фюрера упали уже так низко, что шефу оставалось только одно: нанести удар, чтобы спастись самому.

«Итак, вы требуете, чтобы я низложил фюрера?» – прямо спросил однажды Гиммлер. «Да», – ответил Шелленберг. Но он понимал, что Гиммлер не решится на это… Разве что доказать ему, что дни фюрера и так уже сочтены? И Шелленберг подослал к Гиммлеру своего друга профессора Макса Криниса, директора неврологической клиники в Берлине, – сообщить рейхсфюреру, что Гитлер очень болен, страдает болезнью Паркинсона и почти полностью парализован. Гиммлер сделал вывод: «Шелленберг, от Гитлера уже нечего ждать». Но и после этого Гиммлер не мог определиться. В мечтах он видел себя спасителем Германии, но не в силах был отрешиться от нацистских предрассудков и сбросить влияние Гитлера. Понимая, что война проиграна, он все еще призывал немцев сопротивляться. 1 апреля, выступая перед нацистским руководством Гамбурга, рейхе – фюрер говорил, что разногласия между союзниками, а также применение немецкой армией реактивных снарядов принесут немцам столь необходимую передышку.

13 апреля, узнав, что обергруппенфюрер Карл Вольф, окружной командующий СС в Италии, ведет в Швейцарии переговоры с Даллесом, Гиммлер заявил, что это «вероломство по отношению к фюреру».

У Вольфа были хорошие личные отношения с Гиммлером, он долгие годы был на службе у рейхсфюрера – сначала старшим помощником, потом начальником секретариата – и знал многие самые мрачные тайны высших кругов СС. И тем не менее, в тот же вечер рейхсфюрер в безапелляционном тоне вызвал его для отчета, приказав явиться лично и немедленно. Вольф согласился, но затем отправил сухое сообщение, что прибыть не сможет. 14 апреля Гиммлер опять вызвал Вольфа в свою штаб-квартиру, и снова тот проигнорировал его приказания. Затем Вольф попросил совета у Даллеса, и американец порекомендовал ему вместе с семьей укрыться в Швейцарии. Однако Вольф поступил по-своему и рискнул все же, полагаясь на личное обаяние, встретиться с Гиммлером. Ему хотелось выяснить, как много рейхсфюрер знает о его переговорах с союзниками.