Когда рухнул карикатурный режим адмирала Дёница, Гиммлер понял, что он человек конченый. Граф фон Кросиг понимал его состояние. Гиммлер мог как-то держаться, лишь постоянно бормоча: «Дисциплина и выдержка, господа, дисциплина и выдержка». Граф сказал ему: «Рейхсфюрер не должен маскироваться фальшивой бородой и скрываться под чужим именем. Вам остается один путь: явиться к Монтгомери и сказать: „Это я“».

Однако Гиммлер сделал именно то, от чего его предостерегал фон Кросиг. 20 мая он прикрыл один глаз повязкой, переоделся в форму полевой полиции и положил в карман документы на имя Генриха Гицингера, осужденного трибуналом на смертную казнь и имевшего сходство с Гиммлером. С группой верных соратников, включавшей Олендорфа, Брандта, Гебхардта и Гротмана, Гиммлер прошел через Гольштейн, переправился через Эльбу и попытался просочиться через систему английских блокпостов. Но англичане не дремали. 23 мая в два часа дня маленькая группа Гиммлера была захвачена английской военной полицией и передана для допроса в лагерь номер 31 для интернированных около Люнебурга.

По словам коменданта лагеря капитана Тома Сильвестра его внимание «привлекли трое задержанных, двое – высокие, а третий небольшого роста, жалкого вида, в затертой одежде и с черной повязкой на левом глазу». Он приказал отправить тех двоих в одиночные камеры, но тут «маленький снял повязку, надел очки, и сразу стало ясно, кто он такой. „Я Генрих Гиммлер“, – сказал он спокойно». Сильвестр тут же связался с военной разведкой. Вскоре явились два офицера, вечером приехал и полковник Майкл Мэрфи, начальник разведки фельдмаршала Монтгомери. Мэрфи сразу заподозрил, что у Гиммлера есть с собой яд и он примет его, как только охрана отвернется. И правда, англичане нашли у него в одежде ампулу с ядом, но Мэрфи это не удовлетворило, и он вызвал врача, чтобы повторно осмотреть рейхсфюрера. Когда Гиммлер открыл рот, он заметил, как что-то темное блеснуло у него между зубами. Врач хотел повернуть голову Гиммлера к свету, но тот резко сомкнул челюсти, и спрятанная ампула с цианистым калием лопнула.

23 мая 1945 года Гиммлер умер, история ордена СС закончилась. В дыму погребального костра нацизма исчезли остатки той страшной машины, которая стала символом эпохи, воплотив все преступления к которым может привести жажда власти, возвеличение государства, культ личности вождя и всеобщее раболепство.

Некоторые из лидеров СС последовали примеру своего «великого магистра» и совершили самоубийство: Глобочник, шеф медицинской службы СС Гравиц (взорвавший себя вместе с семьей), Фридрих Вильгельм Крюгер, Конти, Прюцман. Однако большинство самых важных из приближенных Гиммлера стали добычей Нюрнбергского трибунала и европейских судов.

Многие эсэсовские главари были казнены: Кальтенбруннер, комендант Освенцима Гесс, начальники управлений Поль и Далюге, командующие эйнзацгруппе Олендорф и Науман, почетные командиры СС Грейзер, Форстер, Зейс-Инкварт.

Правда, с большинством лидеров СС судьи обошлись удивительно мягко.

Остались в живых 16 из 30 окружных командующих, 8 из 12 начальников главных управлений, 3 из 6 начальников отделов в РСХА, 3 из 8 командиров эйнзацгруппе СС в России. Они были приговорены к разным срокам тюремного заключения, но многие потом освобождены досрочно. Некоторые самые мрачные персонажи СС вообще канули в неизвестность, в том числе Эйхман, которого только в 1960 году выследили израильские агенты; через два года он был казнен в Иерусалиме. Но главные его подручные – Бруннер, Гюнтер, Даннеке, Ротке ухитрились исчезнуть, как и инспектор концлагерей Глюке, и начальник гестапо Мюллер.

Для массы эсэсовцев будущее было связано с пленом у союзников, и его нельзя было облегчить ни судебными приговорами, ни признанием невиновности. Уже тогда, в лагерных бараках, начались до сих пор не утихшие споры о прошлом – споры побежденных и опозоренных, лишенных иллюзий и вызывающе непокорных. Многих мучило чувство вины и греха. Они искали ответа на ноющий вопрос, как случилось, что энтузиазм и самоотверженность молодых людей превратили их в бездумный механизм насилия, в рабов извращенно понятой идеи верности и чести, которая заменила им нравственную опору и сделала просто исполнителями воли фюрера.

Можно было бы найти оправдание себе лично в том, что из миллиона эсэсовцев самое большее 50 тысяч участвовали в несмываемо грязных преступлениях.

Но многих не устраивал такой ответ, они докапывались до первопричины: что должно было произойти, отчего они стали восприимчивы к зову варварства и тупо последовали приказу временщиков, прикрывавших свою жажду власти национальными и социалистическими лозунгами. История СС прокручивалась, как фильм. Он рассказывал о потерянном поколении, воспитанном в черном пессимизме и ненависти к буржуазной культуре; конечно, для них стал привлекательным орден, обещавший им бурную деятельность и интересную жизнь, как членам первобытного сообщества, объединенного служением своему идолу.

Они вступали в орден СС, потому что он удовлетворял врожденную немецкую тягу к двум вещам: им нравится все военное – мундир, слава, чувство безопасности – и их манит некая тайная и всемогущая элита, не зря же для многих немцев слова «политика», «правительство» означали прямо-таки запредельную власть оккультных сил, тайных кругов и «серых кардиналов». Орден СС вполне соответствовал таким представлениям: вступив в его ряды, ты в одну ночь делаешься хозяином жизни, членом тайного общества избранной знати и опорой нацистского государства.

Они были хорошими учениками, потому что верили в то, что им проповедовали, – в национальное единство, служение своей стране и в новый порядок. Они не заметили, как их орден стал просто отрядом головорезов, не имеющим иной цели, кроме как делать грязную работу для бесчестного и порочного диктатора и его клики. Начало этого пути вниз было положено еще 30 июня 1934 года, во время «путча Рема» и расправы над штурмовиками. Отсюда ведет дорога в пропасть, в которой исчезло все: свобода, достоинство, человечность и, наконец, тот самый рейх, первейшее слово, не сходившее с уст эсэсовских рыцарей.

Во время споров в лагере для военнопленных бывший унтерштурмфюрер СС Кернмайер кричал: «Разве мы сказали „нет“, когда после Мюнхена маршировали по Чехословакии? Мы хотя бы сами себе, в глубине души это говорили? Да ничего подобного! Мы были захвачены призраком власти над миром. Тогда все как обезумели. Сошли с ума от своей силы».

Марш фанатиков власти не знал ни норм, ни границ. Молодые знаменосцы якобы новой Германии не просто поддались влиянию фюрера. Их вдохновляла старая немецкая вера, что правительство не может поступить неверно, а потому гражданин должен четко разделять свою личную жизнь и служебные обязанности, спокойно выполнять его волю даже в сомнительных случаях и не опасаясь замараться.

Так что кровавая история СС – лишь новая страница старой немецкой истории «народа-государства», иллюстрация гипертрофированного национализма и всемогущества государственной власти. Извлекли ли отсюда для себя урок немцы, особенно бывшие эсэсовцы? Историк не рискнет дать определенный ответ на этот вопрос. Но вопросы остаются и будут продолжать мучить нас. Одно несомненно: история СС навсегда пребудет с немцами как свидетельство ужасающей жажды власти. Пока Германия будет существовать, эта история останется для нее предупреждением и вызовом.