«Вы не вправе так поступать», – гневно закричал Джулиани в телефонную трубку.

«Мы это сделаем», – ответил Линч.

Джулиани не выносил открытого неповиновения, и в нем возобладала безрассудная запальчивость. «Если вы выдвинете обвинения, мы встанем на сторону обвиняемых, – пригрозил Джулиани. – Мы поддержим ходатайство об отклонении вашей жалобы».

Линч не верил своим ушам. Неужели Джулиани действительно хочет примкнуть к Drexel и Милкену, ходатайствуя в суде об отказе в удовлетворении жалобы КЦББ? Линч в свое время отдал в руки Джулиани Ливайна и Боски и взял на себя заключение с Боски урегулирующего соглашения и его негативные последствия, в то время как за Джулиани закрепилась репутация борца с беззаконием на Уолл-стрит. И теперь Джулиани ополчится против него? Линч швырнул трубку.

Перед лицом столь серьезной угрозы КЦББ решила отказаться от своего намерения и дать Джулиани еще один месяц. Юристы Комиссии сочли, что они не вправе делать ничего, что может спровоцировать Джулиани на причинение ущерба их делу против Drexel и Милкена. Джулиани успокоился и принес Линчу своего рода извинение. Он сказал, что Линч его не так понял и что у него и в мыслях не было принимать сторону лагеря Милкена и бороться с КЦББ. Отношения между сотрудниками прокуратуры и КЦББ вскоре наладились, но Линч никогда не забывал об угрозе Джулиани.

* * *

Правительственное расследование двигалось с трудом, и Милкен перешел в контрнаступление. В марте 1988 года он, последовав совету Артура Лаймена, нанял Robinson, Lake, Lerer & Montgomery – молодую и агрессивную фирму, специализирующуюся на «паблик рилэйшнз». Линда Госден-Робинсон, глава фирмы, стала олицетворением «паблик рилэйшнз» восьмидесятых. Когда она, родившаяся в Южной Калифорнии дочь Фримена Госдена, актера, сыгравшего Эймоса в «Эймосе и Энди», была еще совсем маленькой, ее качал на колене другой актер – Рональд Рейган. Привлекательная блондинка, работавшая в семидесятые иглотерапевтом, она в 1980 году поддержала предвыборную кампанию Рейгана, а затем работала на министра путей сообщения Дрю Льюиса. Когда Льюис, уйдя в отставку, устроился в Warner Amex Cable, Госден последовала за ним и сблизилась с директорами этого совместного предприятия – председателем правления American Express Джимом Робинсоном и председателем правления Warner Communications Стивом Россом. В конце концов она вышла замуж за Робинсона и перевела офис своей «пиар» – фирмы в здание нью-йоркской штаб-квартиры Warner. Росс, клиент Лаймена, познакомил ее с Лайменом, и тот лично увидел, как она работает, когда она представляла Texaco в ее затяжной схватке с Pennzoil, еще одним клиентом Лаймена. В свои тридцать пять лет она уже была силой, с которой приходилось считаться как из-за влиятельного окружения – ее мужа, Лаймена, Росса, – так и благодаря ее собственному положению.

Робинсон привнесла в корпоративный «пиар» присущую республиканской партии агрессивную тактику создания негативного паблисити. Умная, смелая и несговорчивая, она является достойным соперником даже для самых лучших репортеров. Когда нужно, она без труда становится воплощением шарма, но ее противники, особенно если они ниже ее на социальной лестнице и по уровню влиятельности, находят ее человеком тяжелым, высокомерным и отталкивающим. Она завела себе двух секретарш, дабы те отслеживали насыщенные расписания ее светской и деловой жизни, отвечая среди прочего за согласование полетов четы Робинсонов на вертолете к их дому в Коннектикуте, регулярную доставку свежих цветов в их роскошную кооперативную квартиру в манхэттенском «Мьюзием тауэр», напоминание ей о днях рождения знаменитых друзей вроде Фрэнка Синатры и уход за ее тремя маленькими болонками (названными в честь персонажей «Эймоса и Энди») и многочисленными лошадьми. Зачастую она просто брала новейший каталог от Bergdorf Goodman, обводила кружком то, что хотела приобрести, и посылала одну из секретарш за покупками. Ее фирму отличала высокая текучесть кадров.

Эдвард Беннетт Уильямс относился к подключению Робинсон или любого другого «пиар» – консультанта к делу Drexel и Милкена крайне отрицательно. Он не скрывал своего презрения к «щелкоперам», и такое отношение к «паблик рилэйшнз» прежде его не подводило. Контактов с прессой он обычно избегал. Он даже вел себя грубо, если не видел другого выхода. С репортерами он как от своего имени, так и от имени клиента общался редко. Но Лаймен оказывал на него давление, и в конце концов сам Милкен настоял на найме Робинсон.

Робинсон прилетела в Вашингтон, чтобы встретиться с Уильямсом. Тот привел ее в один из конференц-залов офиса Williams & Connolly и усадил за короткую сторону длинного стола, а сам сел напротив. Уильямс прямо сказал ей, что считает «пиар» напрасной тратой времени и денег. Поначалу он думал, что было бы неплохо обсудить с гостьей вопросы, касающиеся бизнеса Милкена и Drexel, но затем, пересилив терзавшую его боль, сердито уставился на собеседницу и ткнул пальцем в ее сторону. «И близко не подходите к этому уголовному делу!» – рявкнул он. Робинсон что-то протестующе залопотала, но адвокат был непреклонен, и она ушла, явно шокированная неожиданным исходом встречи.

На этом, однако, ее сотрудничество с Drexel не закончилось. Вскоре в Беверли-Хиллз прибыла рабочая группа из Robinson, Lake, возглавляемая Кеннетом Лерером, который ранее работал на Робинсон в Warner Amex. Целью визита была выработка стратегии. Прежде Робинсон работала только с респектабельными корпоративными клиентами. Лерер в свое время провел предвыборную кампанию баллотировавшейся в сенат бывшей «Мисс Америка» Бесс Майерсон, позднее оказавшейся вовлеченной в возбужденное муниципальными властями Нью-Йорка дело, которое назвали «неприятностью у Бесс» и по которому Майерсон была признана невиновной в неправомерной попытке повлиять на судью, разбиравшего дело о разводе ее любовника.

Лерер и его коллеги встретились с Милкеном и попросили финансиста составить перечень его основных достижений, с помощью которого американская общественность могла бы «оценить его по достоинству». Милкен взял блокнот и красный фломастер. Сперва он написал про свои успехи в первом классе и, продолжая в том же духе, дошел до средней школы, когда его путем голосования признали самым популярным учеником. На этом он остановился. О Drexel или бросовых облигациях он не написал ни слова.

Прочитав написанное, двое из членов делегации от Robinson, Lake переглянулись и закатили глаза. Однако было ясно, что Милкен не шутит. Имиджмейкеры поняли, что превращение Милкена в национального героя обещает стать даже более сложной задачей, чем они рассчитывали. Лерер вяло улыбнулся и предложил Милкену выделить что-нибудь, имеющее более непосредственное отношение к его работе в Drexel. «Вы, право же, национальное богатство, – сказал один из «пиарщиков». – Посмотрите, каких высот вы достигли. На это и надо сделать упор». Лерер добавил, что главную отличительную особенность деятельности Милкена лучше всего, как ему кажется, отражают слова «созидательная ценность». Из этого, сказал он, может быть, что-то и выйдет.

Милкен на комплименты никак не отреагировал. Он просто безучастно глядел на собеседников, будто прежде никогда ничего подобного о себе не слышал, хотя его адвокаты вот уже долгое время называли его национальным достоянием. Другие, однако, были в восторге. «Вы национальное богатство», – повторил Сэндлер. Кто-то другой заявил, что Милкен и в самом деле «гений». Милкен возразил, сказав, что знает людей умнее себя, которые просто не так напряженно работают, как он. Сэндлер, Лерер и другие оставили его скромность без внимания, и Милкен, по-видимому, постепенно менял свое мнение, кивая в знак согласия в те моменты, когда он, казалось, обдумывал развиваемую концепцию. Словосочетание «созидательная ценность» вскоре стало неотъемлемой частью тактической линии защиты Милкена.