В ушах у него гудело от головной боли. Он взглянул на часы: всего полтретьего. Идти домой и ложиться еще рано…

WQRX FM, classical music, 105.9, New York. The weather today, mostly clear in the morning, partly cloudy this afternoon, a few showers tonight, temperature around 60° F…[59]

Восемь утра. Гэри разбудила пронзительная трель будильника. Он вытянул руку, чтобы ее оборвать. Открыл глаза. И подумал, как думал каждое утро: «Я на Манхэттене, живу на 74-й улице, между Амстердам-авеню и Коламбус-авеню, я зачислен в Джульярдскую школу, и я самый счастливый человек на свете».

Мечта, которая забрезжила там, в Лондоне, в его прежней квартирке, стала явью. Документы, которые он отправил по адресу: 60 Lincoln Center Plaza, New York, NY 10023-6588, приняли. Его запись — фуга Баха и прелюдия из «Хорошо темперированного клавира» — понравилась.

Прослушивание состоялось в большой аудитории. Ему досталась «Пятая симфония» Бетховена. К тому времени он уже знал, что прошел предварительный отбор, и если хорошо сдаст этот последний экзамен, его скорее всего возьмут. И его взяли.

Он зачислен на первый курс престижнейшей Джульярдской школы! Занятия начнутся в сентябре. «Imagine yourself, — гласила официальная джульярдская брошюра, — motivated, innovative, disciplined, energetic, sophisticated, joyous, Creative…»[60]Вот таким он и будет, по всем статьям. Ему не занимать ни решимости, ни увлеченности, он изобретателен, энергичен, оригинален, дисциплинирован, трудолюбив и исполнен радости жизни. Еще бы!

Он ходил по улицам — и вдруг начинал скакать посреди дороги от избытка чувств. «Народ! Меня приняли! Hi, guys! I’m in, I’m in![61]Меня, Гэри Уорда, — да я глазам своим не верю, пальцам, голове своей раздолбайской, — меня зачислили!..

Start spreading the news… I want to be a part of it, New York, New York! If I can make it there, I’ll make it anywhere![62]»

Он помчался в булочную «Левен» и заказал такой раблезианский завтрак, как никогда в жизни. Он хотел съесть все, что было в меню. И cookies, и crispy pizzas, и sweet breads[63], весь этот огромный город, всю эту необъятную жизнь. Ему хотелось расцеловать всех вокруг, объявить первому встречному, что он теперь настоящий студент, а скоро станет знаменитым пианистом, маэстро с именем.

Start spreading the news…

После зачисления одна из студенток, курсом постарше, провела Гэри по зданию и объяснила, что в Джульярдской школе к чему, какие есть занятия. Вот это да!.. Чего тут только не преподавали! Театр, балет, классическую музыку, джаз, современный танец, все сценические дисциплины, — по всему зданию стояло ровное радостное гудение, как в улье. К коридорам, как пузырьки, лепились маленькие аудитории: здесь играли на фортепиано, арфе, контрабасе, кларнете, скрипке, кто-то в черных лосинах упражнялся у станка, кто-то до упаду бил чечетку. Откуда-то доносились голоса теноров: они начинали партию, сбивались и начинали снова. Будущие актеры декламировали стихи. По струнам с визгом сновали смычки, цокали каблуки, по деревянному полу стучали пуанты… Гэри казалось, что он попал в самый центр особого огромного мира: поющего, танцующего, импровизирующего, где все любят, страдают, и так снова и снова…

«I want to be a part of it! New York! New York!»

Ему вспоминалось, как поначалу, когда он только приехал, ему было в Нью-Йорке страшно. Один, совсем один! Гортензия так и не пришла. Он прождал ее в аэропорту до последней минуты, до последнего звонка перед посадкой. Он ступил на трап понурясь, то и дело оборачиваясь в сторону холла. Вдруг она сейчас выбежит из-за угла, запыхавшись, с криком: «Гэри! Гэри! Подожди меня!» — и будет так спешить, что у нее оторвется каблук… А он скажет: «Ты что, не могла ничего другого придумать, как надеть в дорогу розовые каблуки? И какого черта тебе среди зимы соломенная шляпа? И зеленая лакированная сумка? Ну и видок у тебя, Гортензия!..»

Она, конечно, в ответ надменно вздернула бы подбородок: мол, много ты понимаешь, это же последний писк! «Ланвин»! «Я хочу прибыть в Нью-Йорк настоящей дивой!» И ему ничего не оставалось бы, как рассмеяться и обнять ее покрепче. Шляпа бы упала и покатилась по полу, а они пустились бы в пляс прямо в очереди на посадку. Возмущенные пассажиры, конечно, ворчали бы, мол, явилась в последнюю минуту и хоть бы извинилась…

Но и в последнюю минуту Гортензия не явилась. И он не увидел ни ее соломенной шляпы, ни розовых каблуков.

Гэри сжимал в руке билет на ее имя. Он аккуратно сложил его, сунул в карман пиджака и первое, что сделал, когда обосновался в квартирке на 74-й улице, — прилепил на стенку на кухне. Каждое утро билет напоминал: она не пришла. Решила остаться в Лондоне.

«If I can make it there, I'll make it anywhere…»

В первые дни приходилось очень туго.

В Нью-Йорке стояла зима. На каждом перекрестке по щекам хлестал ледяной ветер, безостановочно лил дождь, то и дело начинал сыпать снег, и Гэри в своем черном пиджаке и серой футболке останавливался на тротуаре, промокнув и продрогнув до костей. Из-под колес желтых такси летела грязь. На него то и дело натыкались прохожие — они-то были укутаны по погоде. Водитель не пускал его в автобус, потому что у него не было ни проездного, ни мелочи… Гэри оставался стоять на остановке, ноги в тонюсеньких кожаных ботинках совершенно отмерзали, он поднимал воротник и, дрожа, топтался на месте, недоумевая: что же это за город такой, как они живут, люди тут вообще или кто, и почему он никому не нужен?..

Он купил себе теплые ботинки, пуховик и ушанку: тесемки завязывал под подбородком, когда очень задувал ветер. Нос у него тогда делался красным, как пион: клоун клоуном, — но ему было все равно. В этом городе климат никак нельзя назвать умеренным, и Гэри иногда тосковал по благовоспитанному лондонскому дождичку.

Здесь все было гораздо масштабнее.

Размашистее, сильнее, жестче, как-то по-животному. И куда увлекательнее.

На встрече с первокурсниками завкафедрой музыкальных дисциплин сразу сказал: «Здесь все студенты обязаны быть исключительными. Будьте упорны, трудолюбивы, выносливы, мыслите творчески. Очень скоро вы поймете, что учиться здесь еще сложнее, чем вы думали, и главное — не скукоживайтесь тогда со страху, а, наоборот, начинайте работать еще больше, еще прилежнее. В Нью-Йорке всегда найдется кто-нибудь, кто встанет раньше вас, кто засидится за работой позже, кто выдумает что-нибудь, до чего вы еще не додумались, — и вот этого «кого-то» и нужно обставить во что бы то ни стало. Будьте всегда и везде лучше других! В Джульярдской школе о музыке мало думать: ею нужно жить, и жить всей душой. А если вы не чувствуете в себе сил каждый день выворачиваться наизнанку, превосходить самого себя и при этом не ныть и не жаловаться, скатертью дорожка — на ваше место уйма желающих».