Эбонскайт пристально смотрел на Камень Драконов. Затем поднял сияющий Молот, но вдруг заколебался и сказал:

— Прости меня, господин мой, за то, что я готов был совершить. — И только он произнес эти слова, как свет, излучаемый Молотом, стал меркнуть.

— Круши! — снова взвизгнул Кутсен Йонг; он отползал назад и извивался, стараясь избегнуть взгляда красных глаз Челя.

При звуках ненавистного голоса Кутсен Йонга Эбонскайт взвыл от злобы, и вновь в Молоте Гнева возродилась жизнь, и изо всех сил, которые пробудила в нем неистовая ярость, огромный черный дракон ударил Молотом по Камню, созданному богом, и тот, разбившись вдребезги, разлетелся на тысячи осколков. Осколки еще висели в воздухе, а в это время мощная воздушная волна прокатилась по всему Митгару, и в тот же миг…

…В Дарда Галион серебряные жаворонки залились звонкой радостной песней…

…В кристаллической пещере на далеком острове посреди Великого Водоворота Гифон стонал и корчился, сжимая руками голову…

Из града осколков восстал огромный золотой дракон, сияющий в лучах утреннего солнца; чешуя, покрывающая его тело, отливала бронзой и медью, обсидианом и серебром, изумрудом и рубином, топазом и сапфиром — всеми цветами и красками, которыми природа одаривала драконов. Он поднимался все выше и выше, и все без исключения драконы тоскливо стонали под благожелательным и великодушным взглядом золотого дракона. А он все рос и рос в размерах, однако очертания его тела становились все более и более размытыми… Наконец, он растаял, как дым на ветру, и пропал. Но когда золотой дракон исчез, Эбонскайт, безудержно рыдая, отбросил Молот. Сияние погасло, и Молот Гнева просто лежал на земле, до тех пор пока Орт не протянул руку и не забрал его.

Гифон стонал и корчился, пораженный воздушной волной, невидимые путы на Араване и Бэйре ослабли, но тут громадный черный валг прыгнул, целясь в горло эльфа. Молниеносный прыжок серебряного волка сбил чудовище, не преодолевшее и половины расстояния до цели. Дрэг и валг, вечные враги с незапамятных времен, сцепились, и мгновенно потоки крови залили все вокруг.

Выйдя из состояния оцепенения, Араван отступил назад, поднял Рассветный меч и попытался приблизиться к Гифону, но не смог — золотое сияние, окружающее Джиду Шангди, оказалось непреодолимым…

Волк с рычанием сжал челюсти на черном горле валга и, тряся головой, стал трепать тело слабеющего врага…

Воздушная, волна откатилась дальше, и Гифон разжал обхватившие голову руки, опустил их, сознание медленно возвращалось к нему…

Безуспешно пытаясь преодолеть завесу, ограждающую Гифона, Араван применил все известные ему приемы фехтования, однако все было бесполезно — завеса оставалась непроницаемой. И тогда, отчаявшись, Араван метнул Рассветный меч, как копье…

С ослепительной вспышкой пролетев сквозь золотой свет, клинок вошел по самую рукоять в живот Гифона, пробив насквозь тело бога и выйдя через спину…

Гифон в ужасе вытаращил глаза, рот его широко раскрылся, однако он не издал ни единого звука, но через несколько мгновений по всему Митгару разнесся беззвучный вопль. В Дарда Галион разом оборвалось пение серебряных жаворонков, в Дарда Эриниане невидимки в испуге переглянулись. Вопль услышали в Адонаре. В Неддра рюкки, хлоки, тролли, гхолы — все темные силы — повалились, кто ниц, кто навзничь, зажимая уши, пытаясь не дать этому ужасающему воплю проникнуть в мозг, но безуспешно.

В Вадарии и на равнинах Валона у магов перехватило дыхание, то же самое испытали и черные маги в своих наглухо законопаченных гробоподобных фургонах в обозе армии Кулаков Ракка. В занесенной снегом хижине в горах Вадарии четверка магов — Брануен, Далор, Эльмар и Эйлис — в страхе посмотрели друг на друга.

— Что это может быть? — спросил Эльмар, недоуменно подняв брови.

— Я думаю, это смерть бога, — шепотом предположила Эйлис, — но не могу сказать какого.

Так оно и было. Боги, демоны, драконы, маги, невидимки, утруни, эльфы, варорцы, баэроны, гномы, люди… Все, кто обладает способностью чувственного восприятия, слышали этот вопль. Слышал его и ржаво–красный дракон, летевший над морем.

А в кристаллической пещере Гифона, пронзенного мечом, к которому он не мог прикоснуться, окутало бушующее пламя, настолько яркое и жаркое, что Араван попятился и сощурился, но даже сквозь узкие щелочки между веками он увидел, как провал в ничто разверзся позади Джиду Шангди, чтобы поглотить бога вместе со светом и огнем, полыхавшими вокруг него, и Гифон, воя в агонии, вновь провалился в глубины Великой Бездны.

Не в силах справиться с рыданиями, сотрясавшими все его могучее тело, Эбонскайт тем не менее держал в своих саблевидных клыках трясущегося от ужаса Масулу Йонгза Вангу. Величайший из всех драконов поднял Кутсен Йонга вверх, дабы все драконы его видели, и на своем драконьем языке прорычал:

— Душа отца всех драконов свободна и очищена, и эта богом сотворенная штука больше невластна над ней. Драконы больше неподвластны силе Камня. Теперь, собратья мои, займемся–ка Золотой Ордой и войском южан: угостим их как следует огнем и нашими когтями!

И вот драконы, рыча от гнева, горя и неожиданного облегчения, ринулись вниз со скал и утесов и с невероятным шумом налетели на громадное, перепуганное насмерть воинство, вторгшееся в долины Валона. А рыдающий Эбонскайт швырнул Кутсен Йонга наземь и прошипел:

— Кончилось время, когда ты приказывал мне, что разрушать! Я разрушил то, что ненавидел. И то, что я так сильно любил.

И, не утруждая себя дальнейшими разговорами, Эбонскайт разорвал Кутсен Йонга пополам.

А в пещере с кристаллическими сводами, при слабом свете, излучаемом наконечником Кристаллопюра, Араван подошел к Бэйру, стоящему над поверженным валгом с разорванным горлом; на лице, руках и ногах юноши кровоточили глубокие раны.

— Элар, яд валгов…

— Не волнуйся, дядя, у серебряных волков есть противоядие. Яд вышел из вен волка Охотника, как только он сменил облик. — Бэйр огляделся вокруг. — Гифон?..

— Мертв — проколот насквозь Рассветным мечом,— Араван жестом указал на зияющий провал,— и снова провалился в Великую Бездну.

Глаза потрясенного Бэйра расширились, когда он услышал, что бог был убит и что это было делом рук его дяди.

Араван, приглядевшись к валгу, спросил:

— Идрал?

— Он мертв, дядя, в самом деле мертв, потому что убил его волк, а когда животное убивает животное, то такая смерть считается необратимой.

При этих словах тяжесть, что так долго сжимала душу Аравана, исчезла; глаза его наполнились слезами.

— Галарун, наконец–то ты отомщен.

Он едва успел произнести эти слова, как сильный сквозняк, почти ветер, дующий откуда–то снаружи, ворвался в пещеру. Послышался слабый звон, как будто кто–то невидимый провел чем–то острым по кварцевым плитам стен. Бэйр обратил свой взгляд на зияющий провал в стене, вздрогнул и, поспешно отведя глаза, произнес: