какое-то время. Затем кивнула.

Потом сказала:

— Хорошо, Дасти.

Я кивнула в ответ, сжала ее руку и отпустила.

Ноу вышел из своей комнаты одетый и в теннисных туфлях. Он бросил на меня взгляд, который сообщил, что он потратил время, чтобы подготовиться к тому, что он увидит, прежде чем поспешить вниз по лестнице.

Я направилась в спальню одеваться.

* * *

Майк добрался до верха лестницы и увидел свет, исходящий из их с Дасти спальни в конце коридора. Дверь была слегка приоткрыта, и Лейла уже просовывала нос в щелку, пытаясь по шире открыть дверь.

Он поприветствовал ее на полпути, потер за ушами, затем она потрусила рядом с ним, пока он шел наверх.

Едва он распахнул дверь, как услышал:

— Прошу тебя, Боже, скажи мне, что ты наказал их по всей строгости закона.

Он не думал, что так быстро улыбнется после того, что произошло сегодня ночью, и того факта, что последние два часа он провел в участке, наблюдая, как Колт объясняет трем парам разгневанных родителей, что их детей не отдадут под их опеку. Им было предъявлено обвинение, и на следующий день они должны были предстать перед судом по делам несовершеннолетних. Кроме Брэндона Уоннамейкера, которому исполнилось восемнадцать. Он предстанет перед судом уже как взрослый.

Но Майк улыбнулся не только из-за ее слов, а из-за того, что он пришел домой в четыре часа, черт побери, утра после того, как разбирался с этим дерьмом, и увидел ее в своей постели, выглядящей так, будто ей там было хорошо и удобно, выглядящей так, будто ей там было самое место. Она полулежала прямо посередине, прислонившись спиной к спинке кровати, согнув колени, и что-то читала.

Он ждал чертовски долго, чтобы вот так возвращаться домой после дерьмовой ночи, проведенной с дерьмовыми людьми, и обнаружить хорошую женщину в своей постели, ожидающую его возвращения домой, красота этого момента не ускользнула от него.

Ни в малейшей степени.

Майк закрыл за собой дверь, снял с пояса значок и бросил его на комод, сказав:

— У всех них в прошлом были стычки с копами, есть веские доказательства того, что они совершили другие зарегистрированные случаи, и я поймал их с поличным. В их машине были найдены баллончики с краской и еще три коробки презервативов, а также улики, показывающие на другие акты их вандализма. Они были задержаны и им предъявлены обвинения. Их задницы просидят за решеткой всю ночь, а Брэндон уже совершеннолетний. Ему предъявят обвинения как взрослому. — Руки Майка потянулись к пуговицам на рубашке, он объяснил: — Это мелкое хулиганство, вандализм, уничтожение собственности, но мы можем привлечь их к ответственности за месяцы этого дерьма. Судья не будет снисходителен. Но, скорее всего, им влепят общественные работы. На них завели дело, как на малолетних преступников, но Брэндон только что открыл себе список, так как месяц назад ему исполнилось восемнадцать.

— Общественные работы — это не смертный приговор, полагаю, что мне придется найти способ жить с этим.

Все еще улыбаясь, Майк стянул рубашку, взглянул на пол, заваленный одеждой Дасти, подумал об этом полсекунды, затем произнес:

— К черту все, — и бросил рубашку на пол.

Его руки потянулись к поясу, и он тихо сказал:

— Двор выглядит хорошо. Спасибо, что убрала.

Она кивнула, потянувшись к своей тумбочке, положив книгу, потом откинулась на спинку кровати и ответила:

— Ноу помог, как ты знаешь. Чего ты не знаешь, так того, что тебе нужно с ним поговорить по душам. Парни отправятся в школу, он и его друзья будут действовать. Фин не единственный, кто сойдет с ума из-за этого. Ноу уже все высказал. И я не говорю о несложной рутинной работе по сбору семидесяти двух презервативов, кстати, мы их сосчитали. Я говорю о том дерьме на его машине. И говорю не о том, что его машину теперь можно только сдать на запчасти, а о том, что они написали о его сестре.

Расстегнув ремень, Майк кивнул, затем сел на кровать и потянулся за ботинками, предполагая такой вариант событий. Его дети могли ссориться, но Ноу любил Риси, и он был сыном своего отца. Все могло стать более уродливым.

Он уронил ботинок, пробормотав:

— Я поговорю.

Затем он закончил раздеваться, натянул пижамные штаны, которые бросил два часа назад и забрался в постель. Оказавшись в кровати, он повернулся к своей женщине.

— Как Рис? — спросил он.

— Взволнована, расстроена, мы с ее братом провозились во дворе до половины третьего утра, убирая то, я надеюсь, она все еще не знает, что мы убирали. Когда я проверяла примерно полчаса назад, они спали.

Майк глубоко вздохнул, затем перекатился на спину и уставился в потолок.

Дасти прижалась к нему, прижавшись своим мягким телом к его боку и положив теплую руку ему на грудь, так что он поднял на нее глаза.

— Они засранцы, Майк, — тихо произнесла она. — Нам потребовалось меньше часа, чтобы навести порядок. Главное — это машина Ноу, но он может воспользоваться моей. Я редко езжу, если что, могу взять напрокат машину Ронды, если понадобится. Она все равно никуда не выезжает.

— Война подростков, — ответил Майк и увидел, как она моргнула.

— Что?

— Ты думаешь, чтобы я не сказал или даже ты, это остановит Фина от стремления к возмездию?

Она сморщила нос.

Это означало «нет».

— И ты думаешь, даже если мне удастся уговорить задницу моего сына, даже если он мне пообещает, что он не передумает и не пойдет ва-банк?

Она сжала губы.

Это также означало «нет».

— Эти подростки — нехорошие, — сказал ей Майк. — Я многих повидал, Ангел, есть те, кому ты можешь посмотреть в глаза и понять, что они сожалеют, значит у них есть шанс измениться. Когда смотришь им в глаза, видишь, что в них есть нечто такое, что может им помочь увидеть ошибочность пути, который они выбрали. У двоих этого вообще нет в глазах — ни сожаления, ничего такого. Возможно когда-нибудь они разберутся со своим дерьмом. Но порядочность явно ни их конек. Ваннамаркер — это совсем другая история. Сегодня вечером познакомился с его отцом, он засранец. Такой мудак, клянусь Богом, на секунду я поймал себя на мысли, что хочу взять этого дерьмового пацана под свое крыло, чтобы у него появился бы хоть один приличный взрослый в его