23 апреля в Таврическом дворце собрались представители полковых и батальонных комитетов столичного гарнизона. Богданов настаивал на восстановлении отношений с правительством, удовлетворившись его разъяснениями по ноте Милюкова. «Но, несмотря на весь авторитет, каким пользовался в глазах этого собрания Исполнительный комитет, большинство ораторов высказалось за желательность замены прежней политики политикой прямого участия в правительстве, — писал Церетели. — …Со всех концов страны и с фронта, от армейских организаций и от крестьянских Советов и комитетов стали стекаться в Исполнительный комитет телеграммы и письма, выражавшие пожелание об образовании коалиционного правительства»[1300].

Нажим на Милюкова усилился. Гучков свидетельствовал: «Керенский и Терещенко взяли на себя инициативу и самым резким образом напали на… всю роль Милюкова в составе Временного правительства. Я его поддерживал… Остальные молчали либо критиковали Милюкова, его политику. Особенно резко нападал Терещенко»[1301]. 24 апреля Керенский поведал Исполкому Совета о своей возможной отставке, планах создания «внутреннего кабинета» и желательности вхождения социалистов в состав Временного правительства.

Официально правительственный кризис вышел в публичную плоскость 26 апреля. Керенский, продолжая играть на обострение, опубликовал в газетах свое письмо в ЦК партии эсеров, в Совет рабочих и солдатских депутатов и во Временный комитет Государственной думы, в котором заявлял, что отныне «представители трудовой демократии могут брать на себя бремя власти лишь по непосредственному избранию и формальному уполномочию тех организаций, к которым они принадлежат», и что в ожидании решения органов демократии, к которым он обращался, он хоть и подал в отставку, но «будет нести до конца тяжесть физического исполнения обязанностей». Этим письмом, писал Милюков, «вопрос о способе создания нового правительства ставился на новую почву»[1302].

Тогда же было опубликовано написанное Кокошкиным «Обращение Временного правительства к стране», где кабинет призывал «с особой настойчивостью возобновить усилия, направленные на расширение состава путем привлечения к ответственной государственной работе представителей тех активных творческих сил, которые доселе не принимали прямого и непосредственного участия в управлении государством». Это было предложение эсерам и меньшевикам делегировать в правительство своих представителей. В тот же день князь Львов в письме Чхеидзе официально поставил перед Исполнительным комитетом вопрос о коалиции[1303].

27 апреля — день открытия Первой Думы в 1906 году. По этому случаю в Таврическом дворце было созвано собрание членов всех четырех Дум. Присутствовал весь официальный Петроград. Временное правительство в полном составе, послы союзных и нейтральных государств, Исполком Петроградского Совета, который занял прежнюю ложу Госсовета, члены Совета, разместившиеся на хорах для публики. Советские деятели были наиболее внимательными слушателями, подозревая думцев в стремлении покуситься на их власть.

Родзянко, занявший председательское кресло, выступил с программной речью, подчеркнув роль Думы в свержении старого режима и утверждении демократического строя. Князь Львов примирял стороны и примерял на Россию роль глобального лидера:

— Великая русская революция поистине чудесна в своем величавом, спокойном шествии. Чудесна в ней не фееричность переворота, не колоссальность сдвига, не сила и быстрота натиска, штурма власти, а самая сущность ее руководящей идеи… Душа русского народа оказалась мировой демократической душой по самой своей природе. Она готова не только слиться с демократией всего мира, но встать впереди ее и вести ее по пути развития человечества на великих началах свободы, равенства и братства[1304].

Советских лидеров сильно насторожили две вещи в выступлениях правых политиков — Родичева, Шульгина, Гучкова: признание за Временным правительством всей полноты власти и призывы к войне до победы. Шульгин, помимо этого, обвинил Советы в установлении де-факто той диктатуры, к которой Ленин еще только призывает. А Гучков утверждал:

— Где есть ответственность, там должна быть власть[1305].

Церетели взял слово, чтобы поставить всех на место:

— Когда мы окидываем общим взглядом деятельность четырех Государственных дум, мы видим одну общую черту в их деятельности — их бессилие, их полную беспомощность в деле государственного строительства… Совет стоит за контроль действий правительства, потому что, являясь могучей демократической организацией, он выражает чаяния широких слоев населения, пролетариата, революционной армии и крестьянства…

Скобелев был еще менее склонен проявлять великодушие к Думе:

— Мавр совершил свою работу, мавр может уйти.

«Временное правительство по существу этого вопроса не расходилось с нами, но не пожелало сказать это Родзянко в такой брутальной форме», — заметил Церетели.

В тот день начались конкретные консультации о создании коалиционного правительства. «Звездная палата» Совета — в квартире Скобелева. «На этом совещании присутствовали социал-демократы Чхеидзе, Скобелев, Дан, Войтинский, Либер, Богданов, Гвоздев и я, — вспоминал Церетели. — Со стороны социалистов-революционеров были Гоц и Авксентьев… Значительное большинство фракции социалистов-революционеров было за участие в правительстве и предлагало социал-демократам голосовать в исполнительном комитете вместе с ними за коалицию. Председательствовавший на этом частном заседании Чхеидзе одним из первых взял слово, чтобы высказаться против участия в правительстве»[1306]. Но решительнее всех против коалиции, по свидетельству Войтинского, восставал Церетели, считавший, что «этот шаг свяжет нас как во внешней, так и во внутренней политике и оттолкнет от нас народные массы[1307].

Керенский — однозначно за коалицию, выступает с ультиматумом, на сей раз в отношении собственной партии: он уйдет из правительства, если эсеры не захотят поддержать политику коалиции[1308]. В социалистических массах в целом идея вхождения социалистов в правительство встретила поддержку. «Если хорошо, что Керенский — министр, то шесть Керенских — еще лучше»[1309]. Но следует заметить, что против вхождения социалистов в правительство высказались Московский, Тифлисский, Одесский, Екатеринбургский, Нижегородский, Тверской Советы. В партии кадетов ее фракция в Московской гордуме во главе с Николаем Ивановичем Астровым выступала за коалицию. Однако «Речь», издаваемая Милюковым, предостерегала от «коалиционных иллюзий».