— Я не молчал, — произнес Вильгельм своим новым голосом.

— А с кем же ты говорил, осмелюсь спросить?

— Я читал вслух сборник библейских проповедей для флота, который принадлежал шкиперу. Каждый день, по многу часов. Ходил по палубе. Остальные же умерли. Было очень тихо.

— Хельмер! — заревел Баер. — Где это чертов мальчишка? Надо мясо поставить.

Они обернулись, чтобы посмотреть на Вильгельма.

Голова мальчика склонилась набок, глаза закрылись. Он снова уснул.

Рикард и Альгот переправили на борт мертвых штурмана и капитана «Анны-Марии». Положили их на доски от обшивки, пронесли по ледяной равнине и уложили на палубу. Дрейман завернул тела в парусину. Лицом вверх, они лежали на спине, ожидая, когда тронется лед и их похоронят в море. Капитан Хансен когда-то был тучным мужчиной. Холод и голод не сумели до конца справиться с его телом. Живот выдавался под парусиной. Сдаться его, скорее, заставили возраст и немощь. Лет ему было под шестьдесят, серьезный возраст для Северной Атлантики.

Штурман, двадцатисемилетний Петер Эриксен, по сравнению со своим капитаном занимал совсем немного места. В Марстале он оставил вдову и двух маленьких дочерей. Пока они ничего о нем не знали. Почему он сломался, а Вильгельм выжил? Штурман «Анны-Марии» лежал на палубе этаким огромным вопросом без ответа. Кнуд Эрик смотрел на контуры лица, слабо вырисовывавшиеся под парусиной, и думал о своем отце.

Баер часто приходил и стоял, задумчиво глядя на усопших. Он знал шкипера Хансена и, верно, задавал себе тот же вопрос. Их корабли отплыли от берегов Исландии с промежутком в одну неделю. На месте Хансена мог быть и он. Баер держал в руках сборник проповедей. Время от времени он его почитывал. Вильгельм подарил ему книгу, и капитан, видимо, упражнялся в чтении последования отпевания усопших на море.

Вильгельм оклемался настолько, что поднялся с кровати и вышел на палубу. Он попросился помогать на камбузе. Провианта пока хватало, и, когда воссоединившимся друзьям необходимо было побыть наедине, они освобождали Хельмера и отсылали его в кубрик. Уходил тот неохотно. Камбуз, помимо каюты шкипера, был самым теплым помещением на судне. Кроме того, Хельмер был уверен, что, как только он выйдет за дверь, эти двое начнут откровенничать, а ему, как и всем младшим, ужасно хотелось послушать рассказы более опытных товарищей.

Однако они совсем немного говорили о тех днях, которые Вильгельм в одиночестве провел на «Анне-Марии». Когда Кнуд Эрик спросил его об этом, Вильгельм замолк и уставился в пол, и Кнуд Эрик испугался, что друг снова начнет заикаться.

Вильгельм, желая сменить тему, заметил, что Кнуда Эрика что-то мучит, и тот рассказал ему о встрече с мисс Софией. Потому что мучило его именно это, не отказ, не язвительная насмешка в ее голосе в ту ночь на Сигнал-Хилл, когда она попросила его не идти за ней подобно псу. Нет, его мучила неясность в том, что касалось ее судьбы и его собственной роли в исчезновении девушки, его преследовало неопределенное, терзающее душу чувство вины.

Вильгельм пристально посмотрел на него.

— Ты думаешь, что все на свете связано с тобой, — сказал он своим новым, чистым голосом, когда Кнуд Эрик закончил рассказ. — Просто чокнутая девчонка. Вот и все.

— Но… — возразил Кнуд Эрик.

— Я знаю, что ты скажешь. Ты не помнишь, что произошло в ту ночь, и потому подозреваешь, что мог совершить что-то ужасное. Чушь. Она с кем-то сбежала.

Не то чтобы Вильгельм был разумнее Кнуда Эрика, просто его разум не был замутнен. Он не был влюблен в мисс Софию, а со стороны всегда судить проще.

Кнуд Эрик явно испытал облегчение.

Разоткровенничавшись, Вильгельм принялся расспрашивать о поцелуе и о чувствах, которые при этом испытываешь.

— Я никогда еще не целовался, — произнес он задумчиво, удовлетворив наконец свое любопытство.

— Еще успеешь.

Теперь они поменялись ролями. Кнуд Эрик внезапно почувствовал себя более опытным.

— Да, но я чуть было не лишился такой возможности.

И это было единственным со стороны Вильгельма признанием того, что его жизни угрожала опасность.

Они ждали, когда тронется лед. Течение пошло на юг. Скоро придет избавление, а с ним покажется вода, и они смогут попрощаться со своими мертвыми пассажирами. С рангоута начало капать. Большие сосульки падали и громыхали о палубу. Паруса пока еще были слишком жесткими. С них текло, все на палубе промокло насквозь, словно на «Кристине», как на острове, установился особый климат.

О таянии льда их предупредил внезапно поднявшийся ветер. Затем появилась радуга. Они надели штормовки.

По льду, совсем близко к корпусу, прошла трещина, затем еще одна. Пришло время хоронить мертвых.

Баер лежал в каюте и выходить не желал. Через закрытую дверь он пробормотал, что ему нехорошо и чтобы его оставили в покое.

Дрейман отправился за сборником проповедей, последние страницы которого содержали последование отпевания усопших. Они положили тела на доски, доски водрузили на борт, как на пандус, чтобы тела соскользнули и исчезли в море. И, взволнованные, встали рядышком с зюйдвестками в руках.

Дрейман достал книгу. Тексты были набраны готическим шрифтом, и он прищурился. Дождь хлестал по щекам.

— Черт возьми, — пробормотал он, — староват я для таких дел, шрифт слишком мелкий. Может, кто из вас, молодежи, сможет?

И он попытался передать книгу Рикарду или Альготу.

— Давайте я, — произнес Вильгельм. — Все равно я его наизусть знаю.

Дрейман перевел на него взгляд:

— Не хочешь ли ты сказать, что расхаживал по «Анне-Марии», декламируя последование отпевания усопших на море?

— Нет, — ответил Вильгельм. — Я весь сборник знаю наизусть.

И, не дожидаясь реакции Дреймана, он начал декламировать:

— Слова Господа нашего, Иисуса Христа: «Придет час, когда все находящиеся в гробницах услышат глас Сына Божия и восстанут, и пойдут праведники в жизнь вечную, а грешники — в муку вечную».

Хельмер выступил вперед. В руке он держал лопатку с пеплом из печки. Пепел призван был заменить землю, которую бросают на завернутые в саван тела перед тем, как предать их морю.

— Из праха ты вышел… — сказал Вильгельм своим новым голосом, к которому Кнуд Эрик никак не мог привыкнуть.

Хельмер посыпал тела усопших пеплом. Дождь пошел сильнее. Пепел размок и расползся по серой парусине большим пятном.

— …и в прах возвратишься.

Еще совок. На сей раз пепел попал на другое место, и парусина становилась все грязнее.

— Из праха восстанешь вновь.

Рикард и Альгот подошли к доскам и подняли их одну за другой. Перевязанный парусиновый узел с останками шкипера Хансена вертикально упал в воду и исчез с характерным звуком, приглушенным падающим дождем. За ним последовал Петер Эриксен.