Баер предложил Кнуду Эрику место младшего матроса. Опыта у него было маловато. Но он почти все умел, а штопать паруса — это входило в обязанности матроса — уж как-нибудь научится. Однако пусть не рассчитывает на повышение жалованья.

— А я? — спросил Вильгельм.

Они с Кнудом Эриком договорились больше не разлучаться.

Баер долго раздумывал.

— За кормежку, — произнес он наконец.

Не хватало штурмана. Найти никого не смогли, но тут в Ньюкасле неожиданно объявился Херман, поругавшийся со шкипером «Урануса» и сидевший на мели. Опыта ему было не занимать, однако диплом отсутствовал. Он все никак не мог собраться и поступить в Навигационную школу. И Баер предложил ему работу.

Херман потребовал штурманского жалованья. Баер прикинул в уме. Он уже сэкономил на жалованье двух матросов. Небольшой задел имелся.

— У тебя документы не в порядке, — сказал шкипер. — По сути дела, я тебе честь оказываю. Ладно, готов платить двадцать пять крон сверх обычного матросского жалованья.

— Сорок, — не уступал Херман.

Сошлись на тридцати пяти.

На самом деле документы были не в порядке у самого Баера, на что ему и указал мистер Маттезон из конторы по найму на Ватерлоо-стрит. Ладно, они готовы сквозь пальцы смотреть на Хермана. Сами же не смогли найти для «Кристины» штурмана, да и негоже становиться на пути у человека, который ищет пропитания. Но выдавать двух мальчишек за матросов! Хотя бы одного нормального матроса взять придется. Или на него заявят куда следует.

Так на борт попал И вар.

Едва «Кристина» отошла от Ньюкасла, произошла первая стычка.

Кнуд Эрик и Вильгельм сразу почувствовали симпатию к Ивару. Он взошел на борт в парадной одежде: французские запонки, воротничок, шелковый галстук, купленный в Буэнос-Айресе, и двубортный, ручной работы, шевиотовый костюм. Ивар повидал свет. Он мог даже не рассказывать, сколько стран и континентов посетил, от Южной Америки до Шанхая. По нему это было видно. Свой опыт молодой человек приобрел на пароходах, на парусный же корабль завербовался из любопытства. Ивар был сыном капитана из Хеллерупа. Является ли профессия моряка его призванием, он еще не решил. Высокий, хорошего сложения, с густыми иссиня-черными волосами, Ивар вел себя с уверенностью, свидетельствующей о том, что ему не раз приходилось выходить победителем из драк.

Парень был талантливым механиком. С собой у него имелось самодельное радио, которое он мог разобрать и собрать с закрытыми глазами. Когда они стояли в порту, он ставил радио на крышку люка, а антенну закреплял на мачте.

— Никогда эта штука у тебя не заработает, — сказал Херман в первый раз, когда Ивар установил аппарат.

Какой глупец! Радио, конечно же, работало. Из него доносились обрывки голосов из отдаленных уголков планеты, танцевальная музыка, которую иначе как во французских варьете не услышишь.

Даже Херман не смог устоять, когда Ивар настроил свою игрушку. Матрос поднял на него глаза и улыбнулся:

— Ага, вот и штурман.

Херман повернулся на каблуках и ушел.

Убедившись, что он удалился на порядочное расстояние, они расхохотались.

Кнуд Эрик и Вильгельм звали Хермана не иначе как птицедавом, хотя Вильгельм давно был в курсе реального размаха преступлений Хермана. Однажды Ивар услышал прозвище и спросил, что оно значит. Они отговорились тем, что это их выдумка: правда, ведь штурман выглядит так, словно запросто может голыми руками удавить чайку?

Ивар пожал плечами. Он почувствовал, что они чего-то недоговаривают, но больше не спрашивал.

Впоследствии мальчики раскаивались, что не сказали ему правды. Они же знали, какой поступок совершил Херман. Держали в руках голову его жертвы, а безобидную кличку придумали ему для того, чтобы подавить ужас, который всегда ощущали в его присутствии.

Потому они искали общества Ивара. Видели в нем защитника.

Вскоре после своего прибытия Ивар выразил недовольство питанием на борту. Ужин он счел особенно неудовлетворительным. Два раза в неделю, каждую среду и субботу, им выдавали круг сыра, палку салями, банку паштета и банку сардин. Этим и должны были питаться четверо мужчин. Результат неизбежно оказывался одним и тем же. Большую часть пайка они съедали в первый же вечер, а затем обходились одним черным хлебом.

— Это не моя вина, — сказал Хельмер и беспомощно развел руками.

Ивар пошел к капитану и от имени команды пожаловался на малый размер порций. Под командой он имел в виду трех мальчиков, с которыми делил кубрик.

Когда Ивар появился в каюте, там сидела фрекен Кристина — высокая, стройная, с гривой каштановых волос, энергичная и прямая, как и большинство марстальских девушек. Так уж их воспитывали. Они знали, что в один прекрасный день станут безраздельно властвовать в доме. На щеках у нее красовались ямочки, а у правой ноздри — родинка, похожая на мушку.

Сначала Баер молчал. Покосился на дочь, словно хотел спросить ее мнения. Его явно раздирали противоречивые чувства: жадность и желание произвести на дочку хорошее впечатление.

— К пароходам привык! — прорычал Херман.

Он тоже находился в каюте и ощущал себя представителем капитана.

— Мне знакомо морское право, — спокойно сказал Ивар, — мы не получаем причитающееся нам по закону количество еды. Я требую разрешения присутствовать при взвешивании продуктов.

И он с улыбкой повернулся к фрекен Кристине:

— Возможно, по вашему мнению, странно мелочиться из-за пары граммов еды, фрекен?

Она покачала головой и улыбнулась в ответ, витавшее в воздухе напряжение ничуть на нее не действовало.

Херман переводил внимательный взгляд с девушки на Ивара. Было ясно, что он подозревает Ивара в попытке воздействовать на капитана через дочь.

— Не подумайте, что мы боимся работы, фрекен. Мы много работаем, но большинству матросов нет и двадцати, взгляните на кока и юнг, им всего по пятнадцать, они еще не взрослые мужчины. Мы целый день проводим на свежем воздухе. Вы и сами, наверное, заметили, что морской воздух усиливает аппетит.

Херман угрожающе откашлялся. Его ошарашил поток красноречия Ивара, и он пытался выиграть время.

Ивар даже не взглянул в его сторону. Он продолжал улыбаться фрекен Кристине, а та улыбалась в ответ, словно между ними существовала тайная связь.

Баер, казалось, ничего не замечал. Вдруг он заговорил, и слова его были столь необычны, что любой мог догадаться: на борту «Кристины» что-то идет не так.

— Пять хлебов и две рыбы, — произнес он, стараясь говорить уверенно, но все равно голос был странно отсутствующим, как будто мысли капитана пребывали далеко отсюда.

— Простите? — Ивар пытался быть вежливым. — Я, кажется, не совсем вас понял.