Дуло пистолета, который я держал обеими руками, уже смотрело в его сторону, а тело само приняло боевую стойку — ноги раздвинуты и чуть согнуты в коленях.

— Брось пистолет, Мирабель.

Голос был незнакомым и раздался не из толпы. Я ощутил под затылком нежный холодок металла.

— Ты что, оглох? Брось пушку, тебе говорят. И побыстрее, не то башку отстрелю.

Я начал медленно опускать пистолет, но типу, который стоял у меня за спиной, это не понравилось. Во всяком случае, давление на мой затылок возросло, так что разоружение явно входило в мои интересы.

Пистолет выпал у меня из рук.

— Эй вы, — продолжал неизвестный, очевидно, обращаясь к Зебре. — Подтолкните мне пистолет ногой — только без выдумок.

Зебра повиновалась.

Боковым зрением я увидел руку, подхватившую с пола пистолет. Давление оружия на мой затылок чуть ослабло, когда нападавший присел.

Но я уже понял, что имею дело с профессионалом. Так что лучше следовать рекомендации, которую получила Зебра, и не предаваться свободе творчества. Тем более что прилива вдохновения я не ощущал.

— Воронофф, вы болван, — услышал я тот же голос. — Из-за вас мы едва не вляпались в крупные неприятности.

Его обладатель по-прежнему стоял у меня за спиной. Он поцокал языком — видимо, изучая мой пистолет, — а затем заговорил снова. Теперь я почти узнал его голос.

— Пусто. Эта чертова машинка с самого начала была не заряжена.

— Неожиданная новость, — заметил я.

— Это моих рук дело, — Зебра повела плечами. — А что мне еще оставалось? Я не сомневалась, что ты в любой момент можешь прицелиться в меня и спустить курок, так что предпочла подстраховаться.

— В следующий раз не утруждай себя, — посоветовал я.

— По большому счету, это не важно, — продолжала Зебра, с трудом скрывая раздражение. — Ты даже не попытался выстрелить из своей дурацкой игрушки, Таннер.

Я закатил глаза, словно пытаясь заглянуть за собственную голову.

— Ты заодно с этим клоуном?

Ответом послужил болезненный толчок между ушей. Потом неизвестный возвысил голос, чтобы его услышали уставившиеся на нас люди:

— Все в порядке. Служба безопасности Кэнопи, ситуация под контролем.

Краем глаза я увидел раскрытое удостоверение — карточку в кожаном переплете с рельефными столбцами символов, которой он махнул в сторону толпы.

Вид документа произвел должное впечатление. Около половины любопытных разошлись, остальные сделали вид, что происходящее их совершенно не интересует. Напряжение спало, и человек, обойдя меня сбоку, уселся за стол. К нам присоединился и Воронофф — точная копия Рейвича. На его лице было написано недовольство.

— Прошу прощения за то, что слегка подпортил вам игру, — сказал я.

Неизвестным оказался Квирренбах. С момента нашей последней встречи он успел изменить внешность. Теперь он выглядел куда менее респектабельно, зато стал более поджарым и менее терпеливым. Пистолет в его руке был достаточно невелик и изящен, чтобы сойти за экстравагантную зажигалку.

— Как ваша симфония?

— Это было очень низко с вашей стороны, Мирабель — вот так взять и сбежать от меня. Пожалуй, мне следовало бы сказать вам спасибо — вы вернули деньги, вырученные за мои эксперименталии. Но увы — я не испытываю прилива благодарности.

Я пожал плечами.

— У меня были планы, в которые вы не вписывались.

— И как ваши планы? — с усмешкой поинтересовался Воронофф. — Может, пора их пересмотреть — а, Мирабель?

— Вы сами сказали.

Квирренбах ощерился и стал похож на злую обезьяну.

— Это было сказано человеку, который размахивает пистолетом, не подозревая, что он не заряжен. Похоже, ваш уровень не так высок, как мы ожидали.

Он протянул руку и, не сводя с меня глаз, отхлебнул из моей чашки.

— Кстати, откуда вы узнали, что он не Рейвич?

— А вы догадайтесь, — предложила Зебра.

— Я мог бы пристрелить вас за предательство, — изрек Квирренбах, обращаясь к ней. — Но в настоящий момент у меня может не хватить энтузиазма.

— Почему бы тебе не пристрелить своего помощника, идиот?

Он посмотрел на Зебру, затем на человека с внешностью Рейвича, словно всерьез обдумывал это предложение.

— Пожалуй, это не вариант, — его взгляд снова обратился на меня. — Мы устроили здесь большой переполох, Мирабель. Скоро сюда заявятся так называемые блюстители порядка, так что я не думаю, что кому-то из нас хочется задержаться здесь подольше.

— Так вы не имеете отношения к службе безопасности?

— Мне жаль разрушать ваши иллюзии.

— Об этом не беспокойтесь, — сказал я. — На вашу долю уже ничего не осталось.

Квирренбах улыбнулся и поднялся, по-прежнему сжимая в руке свой крошечный пистолет, словно собирался одним судорожным движением пальцев раздавить его в крошки. Он нервно наводил его то в меня, то на Зебру, а в другой руке держал свое фальшивое удостоверение, словно оно было чудодейственным амулетом. Тем временем Воронофф тоже извлек из кармана пистолет. В общем, нам с Зеброй обеспечили великолепный эскорт… или, скорее, конвой. Мы прошли через толпу, причем Квирренбах сурово поглядывал на каждого, кто осмеливался проявить повышенный интерес к происходящему. Мы даже не пытались оказать сопротивление или бежать — подобные попытки были обречены на провал.

Теперь на карнизе стояли лишь три фуникулера. Темные корпуса блестели от дождя, а рычаги на крышах были частично выдвинуты, готовые «выстрелить» в любой момент — словно три мертвых паука лапами вверх. В одном из фуникулеров прибыли мы с Зеброй. Другую машину я тоже узнал — но не ту, к которой повел нас Квирренбах.

— Собираетесь прикончить меня прямо сейчас? — поинтересовался я. — В таком случае, не создавайте себе лишних проблем — просто вышвырните меня за борт. Не стоит утруждаться и развлекать меня напоследок прогулкой по Кэнопи.

— Просто не представляю, как я обходился без ваших блестящих острот, Мирабель, — с долгим страдальческим вздохом отозвался Квирренбах. — Кстати — думаю, вам это безразлично, — но симфония продвигается великолепно, благодарю вас.

— Значит, это была не легенда?

— Спросите меня об этом лет через сто.

— К слову о людях, которые стесняются убивать себе подобных, — подал голос Воронофф. — Можете присоединиться к дискуссии, Мирабель. Вы могли бы прикончить меня, когда мы встретились впервые и между нами был Мафусаила. Удивительно, что вы даже не попытались. И не говорите, что вам мешала рыбина. В чем в чем, но в сентиментальности вас не заподозришь.

Он даже не представлял, как близок к истине: я проявил слабость, хотя предпочел не признаваться себе в этом. В другой жизни — или хотя бы в другом мире — я уложил бы Рейвича или его двойника раньше, чем осознал факт его присутствия. И никаких этических дебатов по поводу ценности бессмертной рыбины.