в некоем шинку (может быть, в том, который в „Юрнале“ назван Сам-Бег) дворянин, подпив, говорил, что-де наш король в Польшу в короли прочит сына своего, да и войско к тому уже тайно, будто для датчан, готовят, и деньги в Польшу посланы. И об том объяви набольшим, чтоб сколько мочно в том опасли и не допускали б, хотя чрез резидента или нарочного посла»[711].

Очень вероятно, что уже по написании и отправке этих писем Петр в тот же день, 8 апреля, получил ряд писем из Москвы от Гордона, Виниуса, Л. К. Нарышкина, Г. И. Головкина, А. М. Головина и Шеина, датированных 26 марта. Из этих писем друзей Петр мог узнать, что в Москве все тихо и спокойно, что полки, назначенные на лето в Азов, давно уже выступили, и 27 марта собирается покинуть Москву и отправиться туда же П. И. Гордон, все еще не получивший пожалованных ему за второй Азовский поход кубка и шубы (Гордон); что полковник, офицеры и солдаты Преображенского полка шлют усердный поклон, а первой роты барабанщик Лука Казимеров умер (А. М. Головин); что какие-то распоряжения «о Строгонове деле, как бы учинить прибыльнее», о которых царь писал из Новгорода Л. К. Нарышкину, будут этим последним исполнены (Л. К. Нарышкин); что будут исполнены также распоряжения относительно постройки Таганрога, о чем было писано также из Новгорода А. С. Шеину; что сам Шеин собирается в путь в Азов, но Большая казна скупа на выдачу денег и пр. (Шеин). Г. И. Головкин сообщал какие-то семейные подробности, нам теперь непонятные по условности выражений: «медведь, волк и лисица у меня и грамоте учатца, а хотя то тем животным и сродно, однака правда». Всего интереснее, вероятно, было Петру прочесть письмо Виниуса, в котором тот передавал известие о победе украинских казаков над татарами, полученное в Москве одновременно с пришедшей от посольства почтой. В Москве задана была по случаю прибытия почты от послов и по случаю известия о победе пирушка. «Господину моему благоприятнейшему, — писал Виниус. — За писание твое любительное из Новгорода марта 19 дня, зде стала в 23 день в полдень, благодарствую сердечно, и того дня, понеже от господина великого посла с товарищи первая явилась почта, ввалился я в такую компанию и в те часы, как дошла весть о виктории полтавцев над татары, и тут за здравие послов и храбрых кавалеров, а паче же государское, так подколотили, что Бахус со внуком своим Ивашкою Хмелн, надселся со смеху; а брат Василей с стариком Бахусом хотел было порасстаться, как говорил, но Ивашко лих, опять подкрался и почасту с ним танцует. За сем буди, господине, здрав и в пути своем во всяком благосщастии…» и т. д.[712]

Прочтя эти известия и торопясь в путь, Петр в тот же день, 8 апреля, отвечал только на письмо Виниуса, особенно заинтересовавшее его известием о победе. Это было, таким образом, второе письмо от 8 апреля к Виниусу. В нем царь просил сообщить дальнейшие подробности о победе, а затем поручал передать поклоны друзьям с извинением, что не пишет им отдельно за недосугом. «Min Her Vinius, — писал Петр, — писмо твое, марта въ 26 д. писанное, мнѣ апреля въ 8 д. отдано, за чъто благодарствую. Писалъ ты викътории натъ татары отъ Полтавъцоѳъ; а какъ оная была, не назначилъ. Пожалуi, увѣдоми въ [п]реть. Государемъ — яко государское, i свѣтейшему — яко светителское отдаждъ поклонение; господамъ: Алексею Семеновичю, Лву Кириловичю, Аѳътамону Михайловичю, Гавъриле Iвановичю, Петру Iвановичю, кнезь Борису Алексеевичю, Борису Петровичю — яко госпотское отдаждь поклонение, i побей челомъ, чтобъ на особое писмо не покъручинились, потому что теперь едемъ в Курляндию i почта ждать не хатела. Piter»[713]. Письмо это было написано уже, вероятно, на пути в Курляндию.

С недобрым чувством покидал Петр Ригу. Из первого его письма к Виниусу в день отъезда, 8 апреля, ясно видно раздражение, сменившее собой то чувство удовольствия, какое ему доставила встреча послов. Он жалуется, что в Риге пришлось жить «рабским обычаем» и быть «сытыми только зрением», далее — на дороговизну: «продают втрое», и на скупость рижских купцов, которые хотя и «ходят в мантелях» и на первый взгляд кажутся людьми правдивыми, но сильно прижали русских ямщиков, когда те стали распродавать сани, и отчаянно торговались из-за копейки. Унося неприятные воспоминания, Петр поторопился расстаться с Ригой и на три дня опередил посольство, несмотря на всю затруднительность переправы через разлившуюся Двину. И в «Статейном списке» посольства слышны отзвуки того же недовольства путешествием от границы до Риги и пребыванием в самой Риге: посольству не выдавалось от шведского правительства съестных припасов или денег за них, а также и конских кормов; взята была большая плата за квартиры в Риге и приходилось платить чрезмерно дорого за продовольствие в городе; взяты были слишком большие деньги за перевоз посольства через Двину. «От свейского рубежа до Риги, — читаемы мы „Статейном списке“, — и в Риге во все бытие великим и полномочным послом и всем при них будучи людем съестных кормов и вместо съестных кормов денежной дачи и конских кормов ничего не дано и вспоможения никакова в проезде не учинено; и за перевоз через Двину-реку и за постоялые дворы великие и полномочные послы платили болшую цену и кормы и запасы покупали дорогою ценою»[714].

Позднее недовольство приемом царя и посольства сделается одной из причин объявления войны Швеции, и тогда все эти жалобы будут подробно формулированы московским правительством. Надо, однако, сказать, что испытанные царем и посольством неудобства при проезде до Риги и во время житья в самой Риге находят себе достаточные объяснения. По статье 15 действовавшего в то время Кардисского договора, заключенного между Москвой и Швецией в 1661 г., на которую ссылалось и само посольство, извещая рижского генерал-губернатора о своем прибытии в отправленном к нему из Пскова листе, ни шведское, ни московское правительство не обязаны были содержать посольства, только проезжающие через шведскую или русскую территорию к другим государям. Такие послы, посланники и гонцы должны «ехать на своих проторях и ничего не спрашивать», хотя, впрочем, в этой же статье есть и оговорка: «но по дружбе, которая меж обоих великих государей есть, и их послам, и посланникам, и гонцам с обеих сторон в их поезде достойное вспоможение учинить»[715].

Дороговизна, на которую жаловались послы и Петр, вызвана была разразившимся над Лифляндией бедствием, т. е. неурожаем, а прибытие в Ригу посольства в несколько сот человек со значительным числом лошадей должно было еще поднять цены на съестные припасы и конские