кормы и на помещения. Прижимистость рижских купцов по отношению к русским ямщикам, распродававшим в Риге сани, легко находит себе объяснение в том времени, когда сани, притом в неожиданно большом количестве, распродавались: весною кому же сани могли быть нужны? Точно так же дорогая плата, взятая за перевоз через Двину, обусловливалась моментом, когда такая переправа потребовалась, — половодьем, с необычайным притом разливом реки. На трудность переправы указывали 7 апреля вызванные в городской совет перевозчики[716].

В особенности большое негодование, судя по сильному выражению, возбуждала в Петре унизительность житья в Риге «рабским обычаем», как он это житье обозначил, и в этих словах можно видеть намек на конфликт с рижской администрацией, вызванный его желанием осматривать крепость. Приведенное письмо к Виниусу показывает, как царя интересовали военные подробности в Риге, первой западноевропейской крепости, которую он посещал, притом принадлежавшей державе, считавшейся тогда первоклассным военным государством. Петру могло быть небезызвестно, что эта крепость 40 лет тому назад осаждалась его отцом, и это обстоятельство должно было усилить интерес к ней.

Конфликт заключался в том, что несколько человек из посольства, и в их числе, конечно, сам Петр, стали расхаживать по валу и контрэскарпам, наблюдать укрепления при помощи подзорной трубы и даже снимать план крепости и измерять глубину рва. Крепостной караул, заметив это, потребовал от русских, чтобы удалились, причем прибег к угрозам ружьями. Прикомандированный к послам капитан Лилиенстиерна, через которого генерал-губернатор приносил извинение послам за этот поступок гарнизона, так говорил о происшествии в своем донесении: «Так как шел слух, что его царское величество сам здесь находится, то, хотя и запрещено было под страхом смерти это распространять, я старался получить об этом верное известие, однако никого не мог побудить сообщить мне о том и еще того менее показать мне его величество, хотя я заприметил одну личность в совсем плохом костюме, которая выделялась среди всех остальных своим величественным видом, несмотря на дурную одежду. Его я застал однажды в очень серьезном разговоре с господином первым послом, когда я пришел по поручению его высокографского превосходительства, чтобы принести извинения за поступок караула, который не позволил некоторым из посольской свиты прохаживаться по валам и контрэскарпам, и, когда они намеревались все-таки продолжать это делать, воспрепятствовал этому, приготовясь стрелять. Извинения господин первый посол принял благосклонно и ответил, что караул поступил правильно и исполнил свою обязанность, и он даст приказания, чтобы ничего подобного впредь не было»[717]. Основательно замечает по поводу этого происшествия Шмурло, что если и допустить, что Дальберг удовлетворен был распоряжениями Лефорта, то «все же воспоминание о мгновениях, проведенных под дулом ружья, для русской стороны, конечно, не могло быть приятным»[718].

Может быть, только что описанный эпизод совпадает с тем, на который значительно позже указывал Шафиров в своем известном «Рассуждении о причинах Шведской войны». По его рассказу, столкновение возникло из-за поездки в гавань, где Петр намеревался осмотреть иностранные корабли и один из них приобрести для себя. «Также, — писал Шафиров, — когда по известной всему свету его величества охоте к морскому делу изволил оной ездить с некоторыми из своей свиты к кораблям голландским, которые стояли ниже города, в намерении таком, чтоб их видеть и нанять из оных один для путешествия своего намеренного и пошел было тою дорогою, которая от посольских дворов лежала к морю и где весь народ ездит, а именно от королевских (очевидно, Карловских) ворот направо посадом, и понеже та дорога в некоторых местах близ конца внешнего контрэскарпа, то по губернаторскому повелению чрезвычайные на главном валу поставленные пикеты с великим криком и угрозами, а иные и прикладываясь ружьем, возбраняли и хотели стрелять, чтоб не ездили будто близ крепостей. На что им ответствовано, что та всенародная дорога (которая и доныне в том же месте, и любопытной может сие и ныне освидетельствовать) и для чего всем вольно, а им невольно. И ежели им противно, чтоб показали другую дорогу. И понеже другой не было, то с великою нуждою пропустили»[719].

Наконец, в первом письме своем к Виниусу от 8 апреля Петр жаловался еще на негостеприимство по отношению к посольству рижской администрации, на то, что он и послы в Риге «сыты были только зрением». Впоследствии, в 1700 г., когда московское правительство, ища предлога к разрыву со Швецией, подробно формулировало все эти жалобы, шведское правительство, производя по предъявленным ему жалобам расследование, потребовало от рижского генерал-губернатора Дальберга объяснений. Последний представил обширный доклад королю Карлу XII, основанный, в свою очередь, на показаниях рижского городского совета и на рапортах состоявшего при русских послах офицера — капитана Лилиенстиерны. В этом докладе Дальберг так описывал пребывание посольства в Риге и свое отношение к нему: «Как только послы вошли в приготовленное для них жилище, я послал майора Врангеля с капитаном Лилиенстиерной поздравить их от меня с благополучным прибытием, а они прислали ко мне подполковника с племянником г. Лефорта меня за то благодарить. Так как я приказал капитану Лилиенстиерне состоять при послах для получения их приказаний, и в особенности приказаний г. Лефорта, как первого посла, то он составил журнал всего происходившего при приеме, а затем и во все время пребывания послов в здешних местах; между прочим, на основании его журнала составлено и это донесение. Этот капитан удостоверяет, что послы выражали больше удовлетворение оказанным им добрым приемом и обхождением. То же подтверждается еще письмом комиссара Книппера из Москвы от 16 июля, в котором он говорит, что узнал то же самое, именно, что глава посольства Лефорт писал по этому поводу в Москву в выражениях, показывающих его полное удовлетворение и признательность. Вместе с тем я приказал всем полковникам, подполковникам, майорам и другим офицерам постоянно по очереди делать визиты послам и оказывать им внимание, что они и продолжали делать все время пребывания посольства здесь. Помимо того, я почти ежедневно через состоявших на службе дворян осведомлялся об их здоровье, предлагая им свои услуги; если я лично не сделал им визита и не принимал их в замке, то потому, что этого никогда не бывало прежде, и потому, что я считал это излишним, как ввиду того, что посольство это отправлено не к вашему величеству, а к другим державам, так и по той причине, что ни одно из тех посольств, которые прежде проезжали через эти провинции, не было принимаемо никем из губернаторов, моих предшественников. Притом я тем менее мог бы это сделать, что принужден был по болезни лежать