Исмир резко помрачнел. От него потянуло рыбьим жиром — неприятной правдой, и стало ясно, что слова его мне не понравятся.

— Она не покончила с собой! — сказал он резко. — Судя по имеющимся на теле следам, яд в нее влили насильно. А потом уже мертвую подбросили к дому.

Я сжала кулаки, до боли вонзая ногти в ладони. Бедная Уннер! Такая страшная смерть!

— Не понимаю, за что ее убили, — я с силой растерла виски, пытаясь унять слишком буйное воображение. — И какое отношение все это имеет к смерти мэра?!

— Это как раз проще всего, — пожал плечами Исмир и, допив кофе, объяснил спокойно: — Полагаю, аптекарь не лжет, и Уннер действительно купила у него валериану, якобы для вас.

— Рада, что вы наконец мне поверили! — не удержалась от иронии я, отметив это «якобы», потом с сомнением покачала головой: — Зачем Уннер это делать? Какая-то нелепость!

Дракон хмыкнул и поднял брови.

— Неужели даже не догадываетесь? — он смотрел на меня с насмешливым удивлением. — Несложно заметить, что мальчишка влюблен в вас без памяти. А Уннер, как мы убедились, была особой ревнивой…

Сдержать предательский румянец оказалось непросто. И, как я ни старалась, не могла найти иного объяснения или хотя бы противоречий в предложенной Исмиром версии.

— В последние дни она вела себя необычно, — вспомнила я вдруг. — Была совсем на себя не похожа.

Исмир подался вперед.

— Это было до или после убийства мэра?

— После, — уверенно ответила я. — Накануне Уннер была веселой, что-то щебетала о своих планах на совместную жизнь с Петтером…

Я замолчала, сообразив, что на пути этих планов оказалась я сама.

— А потом мальчишка отказался на ней жениться, — задумчиво проговорил Исмир. Глаза его, похожие на кусочки северного голубоватого льда, сверкали азартом. — Полагаю, она догадалась или, возможно, ей подсказали, кто в этом виноват. И когда Уннер представилась возможность отомстить, она легко ею воспользовалась.

Я зябко передернула плечами. Действительно, с помощью Уннер совсем несложно было подбросить полиции любые доказательства моей вины.

— Позже она поняла, что натворила, — предположила я, заново оценивая все странности ее поведения в последние дни. — Думаю, ей стало стыдно. — Исмир усмехнулся, кажется, не слишком веря в человеческую совесть, но я упрямо продолжила: — Некоторое время она пряталась в доме родителей под предлогом болезни матери, а потом…

— Вы хотите сказать, что она раскаялась и решила идти в полицию? — скептицизм Исмира ощущался сладко-горько-кислым аккордом грейпфрута и свеже-едкой цитронеллой.

— А почему нет? — я пожала плечами. — Насколько я знаю Уннер, она вполне могла сгоряча наделать глупостей, а потом искренне о них жалеть. Если она проговорилась убийце о своих намерениях…

Я не закончила фразу, но Исмир догадался и так.

Вскочив, он снова принялся мерить комнату шагами. Кажется, он настолько увлекся, что даже не замечал лужи на полу. Впрочем, ледяному дракону простуда не грозит.

Исмир резко остановился передо мной.

— Ответьте мне на два вопроса. Первый — кто мог знать о том, что масло полыни ядовито, и второй — кто мог получить ключ от «Уртехюс».

Я честно задумалась.

— Думаю, знать мог любой врач или аптекарь. Недавно вышли несколько статей о вреде абсента, в состав которого входит полынь, они могли заинтересовать специалиста. А насчет ключа даже не знаю. Специально я никому не говорила, кроме Уннер, а подсмотреть мог кто угодно.

— Но Сольвейг совершенно точно видела Уннер в то утро именно с врачом! — подсказал Исмир. — По меньшей мере, это ставит его под подозрение.

— Подождите! — попросила я, пытаясь собраться с мыслями. Вскочила (кажется, Исмир прав — так легче думается), прошлась по комнате. — Но ведь все остальное — сережка, идея насчет валерианы, да сама мысль использовать ревность Уннер — это больше похоже на женщину! Не верю, чтобы болван Ильин мог такое придумать! А уж тем более, осуществить.

— Женщина вряд ли стала бы расчленять тело. — Возразил Исмир. — Это больше напоминает…

Он осекся.

— Совместное творчество, — закончила я тихо. Дракон посмотрел мне прямо в глаза и медленно кивнул. — И если доктор Ильин в этом замешан, то женщина — это Ингрид. Только ума не приложу, зачем им понадобилось убивать мэра.

Исмир почему-то нахмурился и отвернулся.

— Думаю, самое время допросить доктора, — заметил он ледяным тоном. И резкий запах чистотела. Досада.

— Вы уверены, что он во всем сознается? — скептически спросила я.

Дракон стремительно обернулся, сверкнул хищной улыбкой.

— Сознается! — со спокойной уверенностью заверил он. — Я сумею спросить так, что он ответит!

Исмир кивнул и стремительно вышел, оставив меня гадать, не намерен ли он пытать доктора. Впрочем, вспомнив, какой мучительной была смерть Уннер, я поняла, что жалости к убийцам не испытываю…

Дракона не было долго. За окном успело стемнеть, и завывания ветра заставляли меня ежиться и тревожно вздрагивать.

Я не находила себе места от тревоги. Наступил и минул час ужина. Звать меня к столу никто не пришел, а у меня пропал аппетит от одной мысли, что придется сидеть за одним столом с Ингольвом. Стоило вспомнить, как он ласково просил Ингрид присмотреть за Валерианом, как во рту становилось горько.

От идеи сделать хоть что-нибудь полезное пришлось отказаться, когда я нечаянно смахнула со стола баночку нима. Своеобразные миазмы этого масла, напоминающие одновременно чеснок и подгнивший лук, заставили меня ретироваться из лаборатории, плотно прикрыв за собой дверь.

В приемной по-прежнему было влажно, зато ничем посторонним не пахло.

В конце концов я выпила изрядную дозу экстракта пустырника (от запаха валерианы меня передергивало), принесла стул, уселась и закрыла глаза.

— Мирра? — позвал меня чей-то голос, заставив вздрогнуть и открыть глаза.

Надо мной склонился Исмир. И нежный аромат будоражил мой нюх. Сандал поверх пачули — как шелковый шарф на вспаханной земле.

— Да, господин Исмир, — откликнулась я. — Позвольте мне встать.

В прищуренных глазах дракона будто вспыхнуло ледяное пламя.

— Как хотите, — он отступил в сторону.

Я поежилась. В «Уртехюс» совсем похолодало, к тому же пахло сыростью и мокрой тканью.

— Что вы выяснили? — поинтересовалась я, потирая ладони, чтобы согреться.

— Много интересного, — усмехнулся Исмир, грациозно опускаясь в кресло.

— Лед и пламя! — выругался он, вскакивая, с недоумением оглядывая свои изрядно промокшие сзади брюки. Прохладный, но вместе с тем едкий аромат чайного дерева наглядно демонстрировал его недовольство. Впрочем, об этом и так нетрудно догадаться.