– Ясно, – задумчиво и явно не к месту улыбнулся генерал-майор, а предатель Манин прямо расплылся в улыбке – чуть не прыснул – закрылся кулаком.

«Вот сволочи!» – прокомментировал мысленно Луговой.

– Ладно, капитан. Этого человека, – генерал махнул фуражкой на арестованного, – я забираю с собой.

– Как? – ахнул энкавэдэшник. – А как же следствие и это… расстрел?

– На бумаге, все на бумаге, капитан. И чтобы без сучка без задоринки, все по уму.

– Но?

– Вот вам бумага с печатью на его освобождение, – произнес генерал, протягивая руку в сторону Манина, а тот извлек откуда-то невидимую доселе папку, раскупорил ее и вложил в генеральскую руку солидную пачку листов. – Здесь, кроме этого, все документы, о которых я говорил. Мы должны до конца держаться версии о долговременной фашистской помощи японцам. Бумагу о том, что оберст-лейтенант Ганс Краузе у вас изъят, уничтожите – она особо секретна. – Затем генерал-майор повернулся к Луговому: – Ну, здравствуйте, Владимир Юрьевич, много про вас слышал, да и ваш друг, Геннадий Иванович, все уши прожужжал, как вы помогали ему взрывать штаб японской дивизии.

Манин скромно, весело улыбнулся, а генерал, отодвинув в сторону капитана-следователя и субординацию, обнял и прижал к себе грязного, вонючего Лугового в ложной немецкой форме.

– Эх, – сказал через некоторое время, в течение которого все в голове Лугового окончательно перевернулось, генерал-майор, – мне бы вашу молодость. Сколько дел впереди. Пока, к сожалению, не могу вас обрадовать, Владимир Юрьевич, на родину вам путь заказан. Дел впереди по горло. Вот ваш друг, к примеру, сегодня направляется в тыл гоминьдановских, а возможно, и американских войск, которые вот-вот высадятся на побережье, вместе с партизанами-коммунистами, разумеется. Мы ведь их немножечко довооружили, правда? – кивнул генерал-майор в сторону Манина. – А вам, Владимир Юрьевич, дорога в ином направлении. Помните, как в песне: «Дан приказ: ему на запад, ей в другую сторону…» – внезапно пропел он в голос. – Так вот, вам в другую сторону. Будете участвовать в высадке морского десанта в Японии, очень не хватает людей, знающих язык. Ваш товарищ, Геннадий Иванович, вон тоже хотел бы, да что от него там толку. Не способен к языкам. Без этого сейчас никуда. Ну, пойдем, Владимир Иванович. А вам счастливо, капитан, – попрощался со следователем за руку генерал майор. – Желаю счастья.

И они вышли на свежий ветер.

Вот это было действительно здорово. Было от чего впасть в религиозный экстаз. Не каждый, далеко не каждый полет выпадал случай совершить в небесной лазури столь милый сердцу маневр. То, что сейчас происходило с «семьдесят первым», выводило его за грань реально существующих в мире летательных аппаратов, ставило его на одну доску с так и не родившейся мечтой шестидесятых – гиперзвуковыми межконтинентальными лайнерами. «СР-71» делал маневр, жалкое аквариумное подобие которого умели совершать многие существующие в природе реактивные истребители, и как смехотворны, в самом деле, по сравнению с его успехом были их поползновения на триумф. В данный момент стратегический разведчик делал «горку», эдакий дугообразный подскок, если сделать срез его движения в вертикальной плоскости. Разогнавшись на форсаже, он вознесся в стратосферные выси. В максимуме маневра он попадал в столь разреженные слои атмосферы, что его аэродинамические свойства переставали играть сколько-нибудь значительную роль, можно сказать, он полностью отдавался лишь двум силам: реактивному моменту и гравитационному влиянию планеты. В апогее «горки» «СР-71» достигал тридцати пяти тысяч метров над уровнем моря. Получалось, он мог перепрыгнуть через четыре поставленных на головы Эвереста, но разве что чиркнуть по заснеженному пику самого последнего. Даже наивысочайшая в Солнечной системе гора – марсианский Олимпик – была для «семьдесят первого» абсолютно плевой преградой. Можно было понять эйфорию Кира Толкотта!

В этой загадочной небесной дали «СР-71» становился неуязвим для любых поползновений людской суетности, кроме разве что атомных боеголовок. Так и те из-за разреженности воздуха лишались своей главной прелести – ударной волны, а потому для поражения несущегося с полукосмической скоростью «семьдесят первого» должны были бы обладать нехилым запасом плутония. Однако пушка по воробьям, разумеется, применима, но это крайний метод. А вот для обычного оружия «СР-71» действительно уподоблялся супермену. Что толку было запускать по нему ракеты, если на таких высотах они переставали управляться своими рулями; они попадали в ситуацию, когда «око видит, да зуб неймет». Их локаторы наведения прекрасно чувствовали цель, даже лучше чем обычно, без затеняющего влияния воздуха, но опорные плоскости их маленьких крыльев… Как бессильны они были развернуть или даже чуть подкорректировать полет! Конечно, некоторая вероятность победы над «прыгуном» сохранялась, но она была ниже любого тактически приемлемого допуска.

И все же как жесток этот мир и как он не любит возомнивших о себе сверх меры. Несмотря на все прелести своей конструкции, «СР-71» все равно не выходил из подчинения физике. И пусть человечеству не все еще понятно с некоторыми виртуальными переходами-выкрутасами в освоенных областях – все знания разложены по полочкам, а то, что за взлетом следует падение, ведают даже детишки. Апогей славы «семьдесят первого» мог длиться не более ста двадцати секунд, ясно, что за это время он оставил позади многие десятки километров, но что с того? Притяжение Земли неминуемо разворачивало его к родным пенатам. Очень скоро он должен был снова обосноваться на своей любимой двадцатикилометровой отметке. Ясно, что он упирался как мог, стараясь делать спуск как можно более пологим. И знаете, это давало ему еще более пятидесяти километров безопасности.

После освобождения из-под колпака НКВД жизнь навалилась на Владимира Юрьевича Лугового спрессованным комом, событий было так много, но они были столь мелочны и незначительны по сравнению с прошедшими и грядущими, что проходили, не задевая чувств и не запечатляясь в памяти. Правда, были отдельные моменты, к примеру, во время посадки на миноносец в городе Порт-Артур, который по-местному называется – Люйшунь. Дело происходило так…

Порт захвачен нашим десантом, а с моря прикрыт только давешним миноносцем и тремя сторожевиками. Ну а на горизонте красуются два гигантских американских линкора типа «Миссури», штук пять эсминцев и прорва всякой мелочи типа фрегатов. Вся эта стальная мощь подпирает пятнадцать большущих транспортов с несколькими дивизиями армии Чан Кайши. Официально Гоминьдан считается законной армией Китая. Естественно, пользуясь случаем, США желают, чтобы их ставленники захватили контроль над главными городами и узлами связи страны. Им позарез необходимо высадить на берег этих вооруженных до зубов ребят, чтобы на законном основании очистить территорию от коммунистически настроенных элементов – ведь рано или поздно Советская армия, согласно договоренности, уйдет. Что стоит для последнего поколения линейных кораблей нечаянно продырявить парой снарядов несчастный русский миноносец или сдуть с глади морской сторожевые катера? Где-то там, за линией горизонта, все это соединение прикрывает Лос-Аламосский центр со своей ядерной монополией, ну и понятно, сильнейший в мире авианосный флот. Глядя на все это и четко представляя остальное, не видимое глазу, Владимир Юрьевич Луговой, будь его воля, вообще бы не садился пассажиром на храбрый миноносец «Раскованный пролетариат». Но после лап НКВД приказы выполняются особо бодро.