– Мне сообщили самый минимум; заместитель директора Шилдс дал ясно понять, что чем меньше я знаю, тем лучше. Здесь я только для того, чтобы оказывать содействие. Активное мое участие предусмотрено лишь в случае крайней необходимости.

– Достаточно справедливо, – согласился Прайс. – Вас ввели в курс дела?

– Бар «Темплерс» в Рокфеллеровском центре, сегодня в шесть часов вечера. Все вы заходите по отдельности и занимаете указанные места. Все ваши места окажутся занятыми, но как только вы произнесете фразу: «Ой, по-моему, я резервировал этот столик», наши люди извинятся и уйдут.

– Я захожу последним? – спросил Камерон.

– Нет, сэр, вы заходите первым. Как только все окажутся в зале, я буду дежурить на улице у входа. – Здесь Уокер сунул руку во внутренний карман. – Да, кстати, Шилдс передал мне для вас вот эти две фотографии. На первой человек, с которым вы встречаетесь сегодня вечером; на второй – тот, с кем встречаетесь завтра утром. К сожалению, оставить фотографии вам я не могу; они ни в коем случае не должны находиться при вас. Так что всмотритесь в эти лица и запомните их.

– Сколько мне уже приходилось слышать эти слова…

– Не сомневаюсь в этом, сэр. Заместитель директора дал понять, что вы специалист высшего класса.

– Будем считать, вы мне ничего не говорили… Так, вернемся к этим двоим. Вы последуете за мной, когда я выведу нашего достопочтенного господина…

– Никаких фамилий, сэр!

– Прошу прощения. Когда я выведу объект на улицу и усажу его в лимузин?

– В этом не будет необходимости. За рулем будет сидеть наш коллега; он знает, что делать, если возникнут какие-нибудь проблемы.

– Это хоть как-то успокаивает, – заметила Монтроз. – По крайней мере, меня.

Остаток дня Лесли отдыхала, приходя в себя после смены часовых поясов, Камерон набрасывал в блокноте план предстоящей встречи с Альбертом Уайтхэдом, а Лютер, монополизировав телефон, говорил с военно-морской базой в Пенсаколе, где служила его знакомая, коммандер медицинской службы. В четыре часа поужинали, так как никто не мог сказать, когда ему удастся поесть в следующий раз. В четверть шестого позвонил Скотт Уокер и доложил, что машина ЦРУ ждет у служебного входа. Настала пора отправляться в бар «Темплерс» в Рокфеллеровском центре.

Заняв места в зале, Прайс, Лютер и Лесли обменялись друг с другом едва заметными кивками. В двенадцать минут шестого в двери бара вошел Альберт Уайтхэд и направился прямиком к кабинке с табличкой «Кабинка заказана». Лютер многозначительно посмотрел на Камерона; тот встал и пошел следом за брокером. Он вошел в маленькую кабинку. Уайтхэд от неожиданности вздрогнул.

– Прошу прощения, – раздраженным тоном произнес финансовый делец, состоящий на службе у Матарезе, – разве вы не видите, что эта кабинка занята?

– Не думаю, что вы будете возражать против моего присутствия, – тихо промолвил Камерон. – Я из Амстердама, прибыл по приказу сына Пастушонка.

– Что?

– Ради бога, только без сердечных приступов, у нас и без этого проблем достаточно. Вы плаваете в окружении акул.

– Кто вы такой?

– Я же только что вам сказал, что я прибыл из Амстердама. Если хотите, я курьер. Допивайте как ни в чем не бывало свой коктейль – водка с мартини, я не ошибся? Так мне сказал господин Г.

– Я понятия не имею, о чем вы говорите, – пробормотал испуганный Уайтхэд.

– Вы понятия не имеете о том, что произошло. И с кем вы имеете дело. Вас ждет машина?

– Разумеется.

– Говорить в ней безопасно?

– Абсолютно. Я закроюсь от водителя перегородкой, и нас никто не услышит… Почему я с вами разговариваю? Кто вы такой, черт побери?

– Давайте не будем снова повторять все это, – устало промолвил Прайс. – Я здесь потому, что нужен вам, а не потому, что хочу этого сам.

– Почему вы мне нужны? – задыхаясь, прошептал брокер. – Что вы имели в виду, сказав, что я «плаваю в окружении акул»?

– Кое-кто подготовил запасные позиции на случай непредвиденных осложнений – не сомневаюсь, вы в курсе этого.

– Нет, я ничего не знаю. Мы обязательно одержим верх!

– Мы должны одержать верх. И тем не менее…

– Никаких «тем не менее». Выкладывайте, что там у вас!

– На тот случай, если что-нибудь пойдет наперекосяк, ваш поверенный Стюарт Николс подстелил соломки. Говорят, он составил официальное заявление о том, что его держали в неведении относительно перекачки финансов, и поместил его на хранение в суде.

– Я вам не верю!

– В распоряжении господина Гуидероне имеются надежные источники. То, о чем я вам только что рассказал, истинная правда. Господин Гуидероне хочет, чтобы вы держались подальше от Николса. Когда вы получите распоряжения, а произойдет это в самое ближайшее время, не посвящайте в них своего адвоката.

– Я не могу вам поверить…

– А вы поверьте, – остановил его Камерон. – Но не будем больше; мне неуютно разговаривать здесь. Давайте сядем в вашу машину. Мне попросить, чтобы принесли счет?

– Нет… не надо, – пробормотал Уайтхэд. – Все это просто запишут на меня.

Когда они оказались на улице, Прайс подошел прямо к лимузину и открыл перед брокером дверь.

– Вам известно, на какой машине я приехал, – пробормотал Уайтхэд, изумленно уставившись на него.

– Да, известно. – Камерон следом за финансистом устроился на заднем сиденье и обратился к сидящему за рулем сотруднику ЦРУ: – Покатайте нас вокруг Центрального парка; я скажу, когда сворачивать на Пятую авеню. И, будьте добры, поднимите перегородку.

– Водитель… – широко раскрытые глаза Альберта Уайтхэда стали стеклянными. – Я его не знаю, это не мой водитель!

– Сын Пастушонка не только досконален в мелочах, он просчитывает все на много ходов вперед.

Когда брокер доехал до своей квартиры на Пятой авеню, он был уже окончательно сломлен. У него кружилась голова, его тошнило; аналитический ум, привыкший иметь дело в первую очередь с числами и финансовыми заковырками, не выдержал стремительного натиска обилия незнакомой информации. Речь шла о захвате власти в Амстердаме, о предательстве в высших слоях руководства, о возможной измене конфликтующих ячеек – но на первое место выходил страх. Чистый животный страх. В этом безумном водовороте абстрактного негативизма не было места четкой логике математических законов. Стюарт Николс, его поверенный, ближайший друг на протяжении многих лет, предал его?

И он ли один? Сколько ячеек Матарезе получали в обход закона от него деньги? Не отвернутся ли они? И много ли окажется таких? И прежде кое-кто намекал, что он присваивал часть причитающихся им средств… ну, финансовые переводы действительно сопровождались определенными расходами. Неужели эти неблагодарные в случае возникновения «непредвиденных трудностей» выдадут его?