быстрому развитию торговли. Однако этому мешали ограничения, введённые российскими властями. Документы довольно часто сообщают о больших чеченских обозах с товарами, подолгу простаивавших у российской границы на берегу Терека. При этом о размахе торговых операций некоторых чеченских торговцев можно судить по такому примеру — в 1751 году российские власти не разрешили проезд для торговли некоему чеченцу Цуканию Кичину, который прибыл с товаром на 20 арбах[2163]. Во время Кавказской войны горцы сбывали свои товары при посредничестве кунаков из казаков и родственников из «мирных», к которым они попадали, минуя казачьи пикеты при встрече с которыми у них, обычно отбирались товары. Скот, являясь частной собственностью индивидуальных лиц, был основным мерилом стоимости у чеченцев. Его охотно принимали в обмен на другие продукты и товары[2164]. Соль была важным меновым товаром в торговле чеченцев с кумыками. В 1833 году в Чечню было завезено 15 000 пудов соли[2165]. Чеченцы, не смотря на строгий запрет на взаимодействия их с воюющими против России горцами и принятии их имущества, не переставали принимать от них рогатый скот и лошадей. В случае задержания во время торговой сделки, они предъявляли скот как военную добычу[2166]. Этот вид торговли являлся также показателем степени развития в Чечне товарно-денежных отношений.

Прекратить такую негласную торговлю «не было возможности».

Интересен путь, которым горцы приобщались к торговле. О нём в своей работе рассказал К.Самойлов: «Рядовой чеченец — труженик, обладающий некоторым излишком продуктов, сначала продаёт дрова, сено, разные мелкие и домашние изделия и продукты; потом, скопив небольшой капитал, отдаёт его купцам за процент. Другие же предпочитают отдавать деньги под залог взаймы; за охотниками занять остановки не бывает, а потому берётся очень высокий процент. А коль скоро проценты запрещены магометанским законом, то их берут под видом „добровольного подарка“ должника за услугу. Подобное приобретение денег было одобряемо, в то время как именованием купцом чеченец обижался»[2167]. Рост товарности сельского хозяйства Чечни во второй половине XVIII — первой половине XIX веков происходил за счёт роста товарного производства в крестьянских хозяйствах. Ростовщический капитал всё более начинает активизироваться на Кавказе. Подрывая натуральную основу хозяйства чеченцев, торговля невидимыми нитями связывала отдельные аулы, тейпы, тухумы, способствовала объединению Чечни в экономическое целое. Генерал Ермолов предписывал чеченцам — торговцам «для свободной торговли давать билеты без затруднения и защищать их от всяких обид». К 40-м годам XIX века число лиц, ежегодно переходящих через Кизлярский карантин, доходило до 23–25 тыс. человек; из них до 15 тыс. торгующих горцев и до 10 тыс. разных промышленников. Торгующих чеченцев можно было встретить в Кизляре, Тифлисе, Дербенте и других городах.

Чеченские предания говорят, что Молкх из рода Нохчоо — основатель Ичкерийского общества первый ввёл меру локтем. Локоть до середины XIX века продолжал служить мерою длины[2168]. Чеченцы предпочитали серебряные деньги золотым. Медные, называемые чёрными, брали с неохотой. Жители Нового Юрта, расположенного на правом берегу Терека, напротив станицы Червлённой, поразили в 1848 году русских офицеров и солдат той исключительностью среди аулов Кавказа, что они принимали только пятиалтынные и серебряные трёхрублёвки (75 коп.) с польскими надписями.

Оказавшись в составе Российской империи чеченский регион неизбежно должен был подвергнуться влиянию развивающегося в России капитализма. Развитие русского капитализма вширь требовало экономического подчинения окраин России. Процесс освоения новых территорий требовал изучения народонаселения и экономических ресурсов края[2169]. Капитализм всегда стремился к расширению своего господства, к завоеванию новых рынков, к распространению на новые территории. Говоря об окраинах империи, представители русской буржуазии подчёркивали: «Рынки эти важны для русской торговли и промышленности как для сбыта своих изделий, так и ещё более для покупки сырья для своих фабрик»[2170]. Не следует забывать, что торговля с горцами носила в целом колониальный характер. Об этом пишет А.В. Фадеев: «Отдалённость Кавказа от промышленных центров России, изоляция кавказских горцев от экономически развитых европейских стран, большие различия в технике производства и производительности труда между российской фабричной промышленностью и местными кустарными промыслами, громадная разница цен между центральными районами империи и её окраинами — всё это создавало благоприятные возможности для неэквивалентного обмена. Неравномерное положение сторон…усиливало колониальный характер торговли с горцами»[2171].

Аграрно-капиталистический рынок Северного Кавказа начал формироваться в 80–90 гг. XIX века. Этому способствовал ряд социально-экономических факторов, и в первую очередь реализация буржуазных реформ в России, массовая колонизация свободными производителями громадных массивов малоосвоенных степных земель, строительством железных дорог и морских портов, связавших Северный Кавказ с другими районами страны и зарубежными рынками, развитие местных производительных сил и сельскохозяйственного производства. Например, уже к 1890 году по чистому сбору зерна на душу населения Кубань и Ставрополье обогнали большинство хлебопроизводящих губерний России[2172]. Всё постепенно подчинялось рынку, всё превращалось в акт купли-продажи, в товар. К началу 90 гг. XIX века в Терской области не только среди казачьих станиц, но и среди горских поселений не осталось ни одного населённого пункта, где бы не было хотя бы одной торговой точки[2173]. Г.А. Евреинов, в своей работе «Национальные вопросы на инородческих окраинах России» писал: «Вредно стеснять промышленную инициативу инородцев, когда масса коренного русского населения ещё не вышла из той инерции, в которой её удерживали наши отсталые государственные и общественные порядки»[2174].

Занятие торговой деятельностью требовало от купца постоянного перемещения по разным населённым пунктам и общения с представителями многих этносов. В условиях военно-народного управления, жёсткого паспортного режима у коренных жителей Терской области практически на каждом шагу их предпринимательской деятельности возникали преграды.

Только для того, чтобы получить паспорт горец должен был прежде всего заручиться общественным приговором своего села, удостоверяющим нравственную благонадёжность просителя и отсутствие препятствий на отлучку его из сельской среды. С этим приговором проситель должен был отправиться к начальнику участка (иногда вёрст за 50–100) и получить у него удостоверение о неимении тех же препятствий; затем он обязан взять справку из горского словесного суда о своей несудимости и не нахождении в данный момент под судом и следствием; и уже только при наличии всех этих «удостоверений» и «справок» он мог рассчитывать на получение из управления паспорта и разрешения на временную отлучку из родного села. И все эти хлопоты обходились для просителя недёшево, что не для всякого из горцев было доступно[2175].

До преобразований 30 декабря 1869 года горцы Терской области свободно торговали по всей её территории, если получали право временно покинуть своё село. Однако, с начала 70-х годов XIX века для торговли в городах,