У каждого из них была своя жизнь. Как Николас говорил? У каждого своя карма. Она снова улыбнулась. Именно карма.

И ее карма приказывала быть на его стороне, будь он главой “Томкин индастриз” или кем угодно. Она больше не боялась отдать свое сердце другому человеку, больше не боялась провести свою жизнь не в одиночку. Наоборот, она точно знала, что хочет именно этого.

Она прыгнула в воду и поплыла к Рику, качавшемуся на волнах и рассматривающему обломки огромных скал далеко в воде.

— Как размышлялось? — спросил он весело.

— Размышлялось. — Она рассмеялась. — Это для взрослых, да? Мне еще многому надо учиться, чтобы заниматься размышлениями.

Он пристально на нее посмотрел, словно щенок вдруг превратился в добермана.

— Ты вернешься и станешь вице-президентом по дизайну?

Жюстин вздохнула.

— Рик, ты должен дать мне гарантии, чтобы я могла принять решение.

Он кивнул.

— Сделаю все, что смогу.

— Хорошо. Я так быстро уехала, что не успела связаться с Мери Кейт, хотя и оставила для нее сообщение. Теперь я должна по крайней мере доверять тебе. — Она замолчала, ожидая, станет ли он возражать, но он промолчал, и она продолжала: — Если ты уволил Мери Кейт против ее желания и если ты определил меня на ее место до моего прихода, то я тебе уже говорила: мне не нужна эта работа. Это окончательно.

— Я тебя понял. Мери Кейт не радовалась происходящему. Мы собирались полюбовно расстаться, когда я тебя встретил. Я пытался ей помочь. Я хотел, чтобы она сама все поняла. Но она не смогла. Хотя достаточно умна, чтобы видеть все. Вот так.

— Значит, вы с ней говорили об увольнении еще до того, как ты впервые пригласил меня на обед?

— Да.

— Рик, для меня это очень важно, я не хочу ошибиться. Все решит один звонок Мери Кейт.

— Тогда позвони ей, Жюстин. Я хочу, чтобы ты мне поверила, хотя у тебя могут быть сомнения. Твоя подруга не скажет тебе больше того, что сказал я. Все.

Пора ослабить напряжение, подумала Жюстин. Она улыбнулась и брызнула на него водой.

— В таком случае, я думаю, что приму твое предложение.

Они качались на волнах, одна из волн ударила о коралловый риф, словно пытаясь разбить его, но рассыпалась в пыль, ударившись об острый выступ.

— Но сейчас я должна съездить в Японию.

Он знал, что это значит. Она рассказала ему о Николасе, о том, где он и что между ними было. Он улыбнулся, но улыбка была печальной. Улыбка искусного рыбака, у которого с удочки сорвалась ценная рыбина. Ему жаль, что он не смог ее вытащить, но он восхитился существом, победившим его; даже рад, что сегодня победила свобода.

— Знаешь, — сказал он, — я много лет завидовал японским методам рекламы. Надеюсь, привезешь нам немало их секретов. И оба засмеялись.

* * *

Везунчик Чу не ответил, он приложил палец к губам и знаком велел Нанги следовать за ним. Они прошли квартал по По Шан-роуд, небоскребы, построенные для гонконгских богачей, обступали их словно огромные деревья в сказочном лесу.

В воздухе висел густой туман, не было видно ни звезд, ни луны. Нанги был доволен этим, ему не хотелось, чтобы его заметили пробирающимся по колонии в четыре утра.

Подойдя к башнеобразному зданию. Везунчик Чу свернул с улицы. Молча они прошли по узкому темному переулку, заставленному мусорными баками и прочим хламом.

Спустились по бетонным ступеням и вошли в обитую железом дверь. Они оказались внутри здания, в подвале. С бетонного потолка свисали голые электрические лампочки. Два молодых китайца играли в коридоре в фантан. Они посмотрели на них, узнали Везунчика Чу и продолжали играть. Никто не проронил ни слова. Нанги не надо было спрашивать, кто были эти юноши. “Грин Пэнг”. Скоро, Нанги знал, они встретятся с Третьим кузеном Током, 438-м, все еще прятавшимся в квартире у Сочной Пен.

Триада, контролирующая жизнь большей части королевской колонии — туда входила и коррумпированная полиция Гонконга, — была частичным акронимом Сан Хо Хью, Ассоциации Трех Гармоний. Когда-то она была самым влиятельным тайным обществом в Китае, созданным горячими патриотами для партизанской борьбы против маньчжурских захватчиков, свергнувших династию Мин в 1644 году.

Теперь они сражались друг с другом на узких улицах Гонконга ножами и топорами за право вершить правосудие. Стремительная урбанизация нарушила единство китайских семей. Сыграла свою роль и быстрая индустриализация в стране, веками занимавшейся в основном земледелием. Нынешняя Триада являла собой некий суррогат семьи.

У “Грин Пэнг”, или, как их называли на кантонский лад, 14К, были весомые причины, чтобы стать уличными бандитами, подумал Нанги.

Они вышли из лифта на четырнадцатом этаже, Везунчик Чу повел его по коридору. Остановился перед дверью, вынул из кармана связку отмычек и занялся замком, который поддался почти сразу.

Квартира была выдержана в розовых и светло-желтых тонах. Такая комбинация цветов вызвала у Нанги раздражение. Просторная квартира с двумя спальнями, его ввели в одну из них.

Боковым зрением он заметил Третьего кузена Тока. Он был широкоплеч, моложе, чем предполагал Нанги, с лицом, покрытым шрамами. Нанги заметил некое сходство между двоюродными братьями.

Они подошли к Третьему кузену Току, который чуть отошел в сторону, когда они приблизились. Нанги увидел, что он щелкает большим фотоаппаратом со 135-миллиметровой линзой.

Между двумя спальнями дверь была чуть приоткрыта. Нанги услышал шепот и через плечо Везунчика Чу заглянул в другую спальню.

Он увидел край окна, полку с флакончиками духов и губной помадой. На стене висела рама, что в раме, не видно.

Постель была тоже розово-желтой. Горы подушек. Два тела. Оба абсолютно голые. Контраст цвета их кожи соответствовал сочетанию тонов комнаты. Желтокожее тело Сочной Пен отражало свет лампы. Тело европейца, лежащего рядом, казалось невероятно большим и неестественно розовым.

С ней в постели был вовсе не Лю, а рослый, не менее шести футов, как определил Нанги, американец с густой темной шевелюрой, высоким лбом, темными усиками и умными голубыми глазами.

“Где я раньше видел это лицо?” — спрашивал себя Нанги. Сейчас никто бы не мог ему ответить. Он приготовился смотреть и слушать. Они говорили по-английски.

— Они привезут три четверти тонны в следующий вторник, — говорила Пен. — Перевозкой в колонию займется, как всегда, Лю.

— А можно без этого обойтись? — спросил мужчина. — С последней ездки прошло только шесть недель.

— На этот раз больше миллиарда. — Глаза у Сочной Пен сверкали. — Информация верная. Очень секретная информация.

— Какая?