Его собеседниками, не считая капитана, были двое триумвиров. Тот, что поближе, – Садзаки – стоял перед капитаном, сложив руки на груди и склонив набок голову, – как будто разглядывал дерзкую модернистскую фреску. Хегази держался от чумы метрах в трех-четырех, не желая подходить к капитану, чья периферия получила новый импульс к росту. Он старался казаться хладнокровным, но хотя видна была лишь малая часть его лица, на ней, словно татуировка, лежала печать ужаса.

– Он мертв? – спросил Садзаки.

– Нет-нет, – поспешил ответить Силвест. – Дело в другом. Наши методы не дают нужных результатов. Последняя инъекция, считавшаяся самой перспективной, скорее причинили ему вред, чем пользу.

– Последняя инъекция, считавшаяся самой перспективной? – как попугай повторил Хегази; его гулкий голос эхом отдавался от стен.

– Ретровирус Илиа Вольевой. – Силвест понимал, что надо быть очень осторожным – Садзаки не должен сообразить, что разоблачен. – По какой-то причине сыворотка подействовала не так, как ожидалось. Я не виню в этом Вольеву – откуда ей было знать, как поведет себя основная часть тела капитана, пораженная чумой. Вольева раньше работала лишь с крошечными частицами тканей.

– И в самом деле – откуда? – спросил Садзаки.

После этой краткой реплики Силвест понял, что ненавидит его. И эта ненависть так же неотвратима, как сама смерть. Однако он понимал, что с этим человеком придется иметь дело и дальше, и, какое бы презрение ни вызвал Садзаки, ничто из происходящего здесь и сейчас не должно отразиться на операции по уничтожению Цербера.

В определенном смысле ситуация даже улучшилась. Силвест убедился, что Садзаки вовсе не мечтает увидеть капитана здоровым, – а значит, не надо тратить времени на попытки вылечить Бреннигена. Возможно, еще какое-то время придется терпеть присутствие Кэлвина у себя в голове, пока эта игра будет продолжаться, но цена не столь уж высока, и Силвест готов ее платить. Кроме того, он был бы даже рад вмешательству Кэлвина. Так много всего происходит, так много надо понять и усвоить, – пожалуй, сейчас неплохо иметь второй разум, паразитирующий на его собственном: пусть анализирует факты и предлагает альтернативные решения.

– Лживый подонок, – шепнул Кэлвин. – Раньше у меня были сомнения, но теперь я знаю точно. Надеюсь, чума когда-нибудь доест последний атом этого корабля, а вместе с ним и Садзаки. Он это заслужил.

Силвест обратился к Садзаки:

– Сказанное вовсе не означает, что мы сдались. С вашего разрешения мы с Кэлом продолжим работу…

– Сделайте все, что сможете, – ответил Садзаки.

– Ты им разрешаешь продолжать?! – вскричал Хегази. – И это после того, как они его едва не прикончили?

– Вы хотите предложить что-то другое?! – спросил Силвест, сознавая театральность разговора. – Если мы не готовы рискнуть…

– Силвест прав, – перебил Садзаки. – Кто возьмется предсказать, как отреагирует капитан на самое невинное вмешательство? Чума – живой организм, и она вовсе не обязана подчиняться логическим правилам, а потому каждый наш шаг связан с определенным риском, хоть и может казаться нам совершенно безвредным. Например, если мы захотим просветить капитана магнитным полем, где гарантия, что чума не воспримет это как стимул для перехода в новую фазу роста или, наоборот, не рассыплется в порошок? Сомневаюсь, что в любом из этих случаев капитан останется жив.

– Коли так, – проворчал Хегази, – может, нам вообще отступиться?

– Нет, – ответил Садзаки с таким ледяным спокойствием, что Силвест испугался за здоровье Хегази. – Это вовсе не значит, что мы должны опустить руки. Это значит, что нам нужна новая парадигма. Я имею в виду нечто лежащее за пределами хирургического вмешательства. У нас на борту самый талантливый кибернетик из всех, родившихся после Транспросвещения, и ни у кого нет такого опыта работы с молекулярным оружием, как у Вольевой. Кроме того, есть медтехника, не уступающая лучшим мировым образцам. И тем не менее мы терпим поражение. По очень простой причине. Сила, ловкость и приспособляемость нашего врага превосходит все, что мы можем себе вообразить. То, что раньше было подозрением, оказалось истиной. Плавящая чума возникла за пределами человеческой цивилизации. Вот почему она всегда опережала нас и будет опережать. Если, конечно, мы собираемся и дальше воевать, исходя из наших представлений, а не по ее собственным правилам.

«Вот пьеса и подошла к своему еще не написанному финалу», – подумал Силвест.

– Какую же парадигму вы имеете в виду?

– Единственный логический ответ, – сказал Садзаки так, будто подразумевал заведомо известную истину, – заключается в том, что эффективное лекарство против чуждой нашему миру болезни можно найти лишь в нечеловеческой медицине. Вот его-то мы и будем искать, сколько бы времени ни понадобилось на это и как бы далеко ни пришлось лететь.

– Нечеловеческая медицина, – пробормотал Хегази, будто пытаясь оценить масштаб этого понятия. А может, он просто привыкал к мысли, что теперь это словосочетание будет звучать часто. – И что же конкретно ты имеешь в виду?

– Сначала побываем у жонглеров образами, – произнес Садзаки с таким отсутствующим видом, словно разговаривал в полном одиночестве, убивая скуку. – А если они не вылечат Бреннигена, будем искать дальше. – Внезапно его взгляд уперся в Силвеста. – Однажды, знаете ли, мы у них побывали. Я и капитан. Не вы один попробовали на вкус соленую водичку в их океане.

– Не стоит терять ни минуты в обществе этого психа, – шепнул Кэлвин, а Силвест молча кивнул.

Вольева уже в шестой или седьмой раз на протяжении последнего часа сверилась с браслетом, хотя поступающие данные за это время почти не изменились. Браслет лишь подтверждал, что убийственный контакт между Цербером и «Плацдармом» должен состояться примерно через полдня, и никто пока не высказал по этому поводу возражений, а тем более не попытался воспрепятствовать.

– Ты поминутно смотришь на эту штуковину, но какой с того прок? – спросила Хоури, которая осталась в «Пауке» вместе с Вольевой и Паскаль.

Уже несколько часов они находились за бортом «Ностальгии по бесконечности», лишь изредка заходя внутрь – например, чтобы проводить Силвеста на встречу с триумвирами. Садзаки не удивился отсутствию Вольевой – видимо, считал, что хлопочет в служебных помещениях, добавляя последние штрихи к плану атаки.