На мужа она не смотрела, и он ничего не говорил. В другой ситуации она истолковала бы его молчание как знак согласия и оставила бы этот разговор. Но сейчас, когда прекращение одного разговора было чревато началом другого, она не могла себе этого позволить. Все темы были для них одинаково опасны, и она выбрала эту, потому что рано или поздно они все равно пришли бы к ней.

— Разве не так, Кевин? Разве не так у вас все началось?

Несмотря на то, что тему разговора выбрала она сама, и сделала это хладнокровно, стремясь замаскировать и навеки спрятать другое, опасное знание, ей все равно вспомнилась мать, ее слезы и мольбы не покидать ее, обещания сделать все, что отец захочет, стать такой, какой он пожелает ее видеть, даже похожей на ту, другую. Она обещала себе, что если и у них с Кевином до этого дойдет, то она никогда не будет вести себя так, как ее мать тогда.

— Валери. — Голос Кевина вдруг охрип. — Что с нами стало?

— А ты не знаешь?

— Объясни мне.

Она поглядела на него.

— Еще есть «мы»?

Вид у него сделался до того озадаченный, что ей захотелось закончить разговор на этих самых словах и не пересекать грань, к которой они подошли так близко. Но поступить так было не в ее власти.

— О чем ты говоришь? — спросил он.

— О выборе, — ответила она. — О том, что настает время, когда мы уходим от выбора. Или делаем выбор и уходим от кого-то другого. Вот что с нами случилось. Я долго наблюдала за тем, как мы к этому шли. Пыталась делать вид, что не смотрю, глядела сквозь пальцы, глядела в другую сторону. Но все остается как есть, и ты прав. Нам пора поговорить.

— Вэл, ты говорила…

Но она пресекла его попытку двинуться в новом направлении.

— Если муж уходит от жены, значит, между ними образовалась пустота.

— Уходит от жены?

— Да, где-то образовалась пустота. В отношениях. Сначала я думала, что ты вполне можешь играть роль их отца, не становясь им. Дашь девочкам все, что дают дочерям отцы, а мы с тобой как-нибудь с этим справимся. Займешь в их жизни место, которое занимал Кори. Это можно. Я не обижусь.

Сглотнув, она пожалела, что затеяла этот разговор. Однако выбора в данной ситуации у нее было не больше, чем у мужа.

— Я подумала, — продолжала она, — когда стала размышлять об этом, Кев: для жены Кори делать то же самое тебе не обязательно.

— Погоди-ка. Ты думала… что Мэри Бет… и я?

Он выглядел потрясенным. В другое время у нее отлегло бы от сердца, но теперь ей надо было дожать его, чтобы в его голове осталась лишь одна мысль: жена подозревает его в том, что он влюбился во вдову своего брата Кори.

— Разве не так все было? — спросила она его. — И разве сейчас все по-другому? Я хочу знать правду, Кев. По-моему, у меня есть на это право.

— Все хотят знать правду, — сказал Кевин. — Но я не уверен, что всякий имеет на нее право.

— Даже жена? — сказала она, — Ответь мне, Кевин. Я хочу знать, что происходит.

— Ничего, — сказал он. — Понять не могу, как ты вообще могла поверить, будто что-то происходит.

— Ее девочки. Ее звонки. То ей нужно одно, то другое. Ты ей помогаешь, а сам скучаешь по мальчикам и хочешь… Я ведь вижу, что ты скучаешь по ним, Кев.

— Конечно скучаю. Я ведь их отец. Разве это не нормально? Но это вовсе не значит… Вэл, Мэри Бет для меня как сестра. Не больше, но и не меньше. Я думал, что уж ты-то меня поймешь. И это было все?

— В смысле?

— Твое молчание. Секреты. Как будто ты от меня что-то скрываешь. Я ведь прав, да? Ты что-то скрываешь? Ты всегда все мне рассказывала и вдруг перестала. Когда я спрашивал… — Он взмахнул рукой и тут же безвольно опустил ее. — Ты не отвечала. Вот я и подумал…

Он отвернулся и стал глядеть в бульон с таким видом, как будто это было ведьмино варево.

— Что подумал? — спросила она, потому что рано или поздно она все равно узнает, а если он скажет сейчас, то она будет все отрицать и тема перейдет в разряд закрытых.

— Сначала, — сказал он, — я решил, что ты все рассказала Генри, хотя и обещала мне помалкивать. Я подумал: господи Иисусе, не иначе она рассказала своему брату про Син и теперь боится, что это он прикончил Бруара, а мне не рассказывает, потому что я предостерегал ее с самого начала. Но потом я решил, что тут кое-что другое, похуже. В смысле, похуже для меня.

— Что же?

— Вэл, я же знал его привычки. У него была эта Эббот, но она была не в его вкусе. У него была Син, но Син ведь просто девчонка. А ему нужна была женщина, которая ведет себя, как положено женщине, и знает все, что положено знать женщине, такая, которой он был бы нужен не меньше, чем она ему. А ты как раз такая женщина, Вэл. И он это знал. Я видел, что он знает.

— И ты подумал, что мистер Бруар и я…

Валери не верила своим ушам, и не только потому, что ему вообще могло прийти такое в голову, но и потому, что ей несказанно повезло. Вид у него был такой жалкий, что у нее даже сердце заныло. И в то же время ей хотелось расхохотаться при мысли о том, что Ги Бруару могла приглянуться именно она, с ее загрубевшими от работы руками и познавшим материнство телом, которого не касался нож пластического хирурга.

«Дурачок ты, ему нужны были молодость и красота взамен его собственных», — хотелось ей сказать своему мужу. Вместо этого она произнесла:

— Милый, с чего это, скажи на милость, ты так решил?

— Секретничать не в твоих привычках, — ответил он. — Если дело было не в Генри…

— Конечно нет, — сказала она и улыбнулась мужу, рискуя, что тот заметит ее ложь.

— Тогда что еще это могло быть?

— Но решить, что между мистером Бруаром и мной… Неужели ты думал, что он мне интересен?

— А я не думал. Я просто видел. Он был такой, какой был, а у тебя появились от меня секреты. У него были деньги, а мы с тобой богатыми уж точно никогда не будем, и, кто знает, может, для тебя это важно. А ты… Ну, тут все ясно.

— В смысле?

Он развел руками. По его лицу было видно, что сейчас он выскажет самую разумную часть фантазии, с которой жил все это время.

— Кто отказался бы попытать счастья с тобой, будь у него хотя бы слабая надежда?

Она почувствовала, как все ее тело потянулось к нему: вопрос, который он только что задал, выражение его лица, движение рук — все ее смягчило. Смягчились ее глаза, ее лицо. Она шагнула к нему.

— Кевин, в моей жизни всегда был только один мужчина. Не многие женщины могут это сказать. И совсем не многие могут этим гордиться. Я говорю это и этим горжусь. В моей жизни всегда был и есть только ты.

Она ощутила, как его руки сомкнулись вокруг нее. Без всякой нежности он притянул ее к себе. И обнимал без всякого желания. Надежности, вот чего он искал, и она знала это, потому что надежность была нужна и ей.