Император сел в углу в кресло, повернутое к стене салона. Мы с генералом сели в два других, которые мы приставили спинками к его креслу, так чтобы закрыть его. Мы сидели лицом к входной двери. Генерал оставался в маске и предложил мне разговаривать, как будто я нахожусь с моими товарищами. Император снял маску, попросил у генерала два платка и стал вытирать пот, стекающий по лицу и шее. Затем, легонько стукнув меня по плечу, он попросил меня (именно попросил), чтобы я сам принес ему стакан холодной воды. Я быстро побежал в буфет одного из соседних салонов, взял стакан и наполнил его водой со льдом. Но в тот момент, когда я нес его к комнате, где находился Наполеон, ко мне подошли двое высоких мужчин, одетых шотландцами, и один сказал мне тихо на ухо: «Отвечает ли господин начальник эскадрона Марбо за воду, которую он несет?» Я налил эту воду из одного из многочисленных кувшинов в буфете, где могли пить все. Эти двое были, конечно, агентами безопасности, в маскарадных костюмах расставленными повсюду. Многие из них должны были наблюдать именно за императором, не стесняя его своей навязчивостью. Они следовали за ним на почтительном расстоянии, готовые в случае необходимости прийти к нему на помощь.

Наполеон принял от меня воду с явным удовольствием. Я думал, что его мучит сильная жажда, но, к моему удивлению, он сделал только маленький глоток, затем поочередно обмакнул платки в ледяную воду и попросил меня приложить ему один платок к затылку, а второй он сам приложил к лицу, повторив несколько раз: «Ах, как хорошо!.. как хорошо!..» Генерал Дюрок возобновил разговор со мной. Он касался в основном нашей Австрийской кампании. Император сказал мне: «Вы отличились в ней. Особенно при штурме Ратисбонна и переправившись через Дунай. Я этого никогда не забуду и скоро докажу что доволен вами».

Хотя я не мог понять, в чем будет заключаться новая награда, мое сердце прыгало от радости!.. Но вот ужас! В маленький салон вошла несносная пастушка, госпожа X! «Вот вы где! Я пожалуюсь вашей кузине, что вы негалантный кавалер! — вскричала она. — Вы меня покинули, а я чуть не задохнулась от жары! Я вышла из танцевального зала, там слишком жарко. Я вижу, что здесь очень хорошо, я здесь отдохну». И она уселась рядом со мной.

Генерал Дюрок замолчал, а Наполеон сидел неподвижно, повернувшись спиной и закрыв платком лицо. Он застыл еще больше, когда пастушка дала волю своему языку, не заботясь о наших соседях, считая, что я совершенно их не знаю. Она стала рассказывать, что несколько раз она, казалось, узнала в толпе того, кого искала, но не смогла к нему подойти. «Мне необходимо с ним поговорить, — говорила она, — он должен удвоить мою пенсию. Я знаю, что мне стараются навредить, потому что в молодости у меня были любовники! Но, черт возьми! Достаточно хоть минуту послушать, что делается вокруг, чтобы понять, что они есть у всех! Разве у его сестер нет любовников?.. А у него самого?.. Зачем он сюда приходит, если не поговорить свободно с хорошенькими женщинами?.. Говорят, что мой муж воровал. Но бедняга просто взялся за это поздно и неловко! Впрочем, те, кто осуждает моего мужа, разве они не воруют? Или все эти особняки и земли они получили в наследство? А сам он разве не воровал в Италии, в Египте, повсюду?» — «Но, мадам, разрешите вам заметить, что это не так и что я тем более удивлен вашими речами, что сегодня утром мы увиделись с вами впервые!» — «Ба! Но я говорю правду всем! И если он не даст мне хорошей пенсии, я и ему скажу или напишу всю правду. Я ничего не боюсь!» Я чувствовал себя как на раскаленных углях, я с радостью оказался бы сейчас во главе кавалерийской атаки или во рву перед укреплениями Ратисбонна! Что меня немного утешало, так это то, что мои соседи должны были понять из ее болтовни, что не я привел ее на бал, что в этот день я увидел ее в первый раз и что я сбежал от нее, как только смог.

Я был очень обеспокоен тем, как закончится эта сцена, когда генерал Дюрок наклонился ко мне и сказал: «Помешайте этой женщине пойти за нами!» Он поднялся. Император снова надел маску, и в то время как госпожа X все еще поносила его, он прошел мимо и сказал мне: «Марбо, люди, заинтересованные в тебе, с удовольствием узнали, что ты познакомился с этой очаровательной пастушкой только сегодня, и ты хорошо сделаешь, если пошлешь ее пасти баранов!..» Сказав это, Наполеон взял Дюрока под руку, и они вышли.

Тут ошеломленная госпожа X узнала их и хотела броситься за ними вслед!.. Поняв, что мне не под силу удержать этого колосса за руку, я схватил ее за юбку, которая с треском порвалась. Боясь остаться в нижнем белье, если она будет рваться дальше, дама остановилась, приговаривая: «Это он! Это он!» — и осыпая меня упреками, что я помешал ей пойти за ним! Я терпеливо сносил ее упреки до тех пор, пока не увидел, что император и Дюрок удалились и что за ними на должном расстоянии следуют два шотландца. Они прошли по длинной анфиладе салонов и спустились по лестнице к танцующим. Сочтя, что X не сможет больше найти их в толпе, я низко поклонился пастушке и, ни слова не говоря, быстро отошел!.. Она была в ярости и задыхалась от гнева!.. Чувствуя, что низ ее одежды может упасть, она сказала: «Постарайтесь хотя бы найти несколько булавок, чтобы мое платье не упало!..» Но я был так раздражен, что оставил ее и, признаюсь, даже зло порадовался ее пикантному положению. Чтобы избавиться от пережитых эмоций, вызванных этим странным и неприятным происшествием, я поспешил покинуть бал и вернуться к себе.

Я плохо спал всю ночь, меня мучили сны, в которых меня преследовала наглая пастушка, которая, несмотря на мои увещевания, ужасно оскорбляла императора! На другой день я побежал к кузине Саюге, чтобы рассказать ей об экстравагантном поведении ее подруги. Она была возмущена и перестала принимать госпожу X, которая через несколько дней получила приказ покинуть Париж. Я не знаю, что было с ней дальше.

Всем было известно, что по воскресеньям император ходит на торжественную мессу, после которой устраивает прием в Тюильри. Чтобы быть допущенным туда, надо было занимать определенное место в гражданской или судебной иерархии или быть офицером армии. В последнем качестве я был вхож туда, но присутствовал на этих приемах только раз в месяц. В ближайшее воскресенье после сцены, которую я вам только что описал, я был в большом затруднении… Мог ли я так скоро предстать перед императором, или надо было переждать несколько недель? Моя матушка, у которой я спросил совета, сказала, что, поскольку в этом деле мне не в чем себя упрекнуть, я должен отправиться в Тюильри, не показывая никакого смущения. Я послушался ее совета.

По дороге в часовню люди выстраивались с двух сторон, образовывая проход, по которому молча шел император, отдавая честь в ответ на приветствия. Меня он приветствовал благожелательной улыбкой, которая показалась мне добрым знаком и полностью успокоила меня. После мессы Наполеон снова проходил по салонам, где по традиции говорил несколько слов присутствующим там людям. Он остановился передо мной, а так как он не мог свободно говорить в присутствии многочисленных свидетелей, то сказал, уверенный, что я пойму с полуслова: «Говорят, вы были на последнем балу у Марескальки. Хорошо повеселились?..» — «Вовсе нет, сир!..» — «Да, на костюмированных балах случаются как приятные, так и неприятные происшествия. Главное, удачно выйти из них, что вам, кажется, удалось».