– Что синусы косинусы? Я их тангенсами и котангенсами заебу.

Эти тангенсы и котангенсы явно представлялись для него высшей ступенью математики, тогда ещё невысшей.

Так вот, токарь III-й сделал форму, на которой из подогреваемого листа коричневого пластика выдавливал карманный гробик для транзисторного радиоприёмника. Из деталей, заимствованных в наших учебно-экспериментальных мастерских, на текстолитовой плате собиралась простейшая схемка для приёмника, работавшего на длинных и средних волнах. III-й брал за изделие восемь рублей. Тогда это были немалые, но в то же время и небольшие деньги, учитывая, что в магазинах карманных приёмников не имелось. Если с этим приёмником выезжать на Финский залив, то можно было словить Финляндию, а значит и западную музыку. А это для меня было уже большое дело. Поэтому я у него этот приёмник купил на заработанные деньги. Но в городе приёмник ловил станции плохо и вскоре я летом на даче продал его моему приятелю по двойной цене: приятель играл вечерами в преферанс и ему нужно было слушать музыку для успокоения души – так он обосновал свою покупку.

Продав карманный приёмник, я нацелился на Спидолу. Заработанные деньги я копил на неё. Спидола была великим событием в СССР – первый переносной коротковолновый радиоприёмник. А значит, он открывал доступ не только для западной музыки, но и для глушимых, но не заглушаемых западных голосов. На всех радиолах и настольных радиоприёмниках короткие волны начинались с 25 м и шли дальше 31,41 и 49 м. На этих волнах день и ночь работали глушилки, забивающие западные голоса на русском языке. Но в импортном варианте Спидол диапазон коротких волн начинался с 13 м и далее 15,17 и 19. Считалось, что на этих волнах глушилки не работают. Купить Спидолу в Ленинграде можно было только по огромному блату, которого у нас не было. Я решил обойти эту неприступную гору и вместе со школьным приятелем поехал в автобусную экскурсию в Ригу, где изготавливалась Спидола и где, как говорили, в конце месяца их всегда «выбрасывали» в магазины для выполнения плана. Так и получилось – я её купил в первом радиомагазине, куда я зашёл. Счастью моему не было границ. Со Спидолой я не расставался ни днём, ни вечером. А летом я ходил с ней по пляжу, положив её на мою согнутую в локте руку и направляя выдвинутую антенну вперёд, как пику. Моей любимой передачей была американская Breakfast Show, которое вёл Willis Conover своим чарующим баритоном. Это были голос и музыка рая на земле.

Однако русские передачи Голоса Америки, ВВС, Свободной Европы, Немецкой волны беспощадно глушились и отстроиться от глушилок было практически невозможно. А потому я загорелся идеей переделать Спидолу на импортное исполнение с другим набором коротких волн.

В то лето мы с родителями поехали отдыхать на машине в Ригу, и рижский родственник познакомил нас с парнем, работавшем на рижском заводе, изготовлявшем Спидолы. За какие-то поллитровые единицы измерения он вынес нам длинненькие платы со знакомо напаянными на них радиодеталями. Он вытащил старые платки из барабана выбора диапазонов и вставил новые. Но, как оказалось, эти новые короткие волны тоже глушили. Я недооценил вездесущности КГБ по всем радиодиапазонам.

Когда я приехал в Штаты и в году 1980-м отправился в Японию в командировку, я быстро соскучился по американской музыке и новостям и в огромном и ярком магазине электроники купил маленький переносной коротковолновый приёмник Sony. В Японии глушилок не было, и я, насыщаясь английским, вдруг услышал знакомый баритон Willis Conover, а за ним вступил оркестр Duke Ellington. Спираль сделала ещё один чудесный виток, я был так счастлив слушать любимый голос и любимые звуки в свободной Стране Восходящего Солнца, предвкушая вкусных японочек из турецкой бани, куда меня должны были вскоре повезти.

Я привёз приёмник Sony в США и понял, что там он мне совершенно не нужен. Музыку и новости я могу получить без коротких шипящих волн, слушать русские голоса из СССР было противно. Я спрятал ненужный Sony, по сравнению с которым Спидола выглядела, как телега перед кадиллаком, и через много лет подарил его своему другу, приехавшему из России ко мне в гости. Он был очень рад подарку и активно пользовался этой Соней.

Короткие волны в России всегда будут очень нужны, даже если глушилки временно отключили.

Он умер идеально – во сне.

Солженицыну я во многом обязан своей судьбой – убёгом в США.

Когда на Западе был издан Архипелаг, и в газетах да журналах стали печататься возмущённые вопли советских людей, я стал делать вырезки и набрал таких целую папку. Перечитывал для вдохновения убёга. Перед отъездом я кого-то осчастливил этим архивом, подарив, – кому? Не помню.

Году в 1974 нам под страшным секретом дали на выходные почитать Гулаг. За чтение этой книги могли быть тогда огромные неприятности, вплоть до посадки. А потому мы дома решили книгу не держать, а прятали в своих Жигулях и ездили за город, в лес и там читали вслух: папа, мама и я – по очереди. Я был ошеломлён, потрясён, преображён прочитанным, и я чётко понял – из такой страны надо бежать. Причём как можно быстрее.

Потом вышел Телёнок – он меня научил, как надо обращаться с шушерой: не верить ни одному её слову и каждое слово угроз и проклятий придавать мировой гласности.

Колёса его устроили колесование моих надежд, что Россия может увернуться от божьего проклятия, которое патриоты тщатся представить благословением.

Ну а в старости Солженицын стал поворачиваться умом: вернулся, Россию изменить захотел – старческий романтизм, как и юношеский – удел всех, и судить за это может только вечный романтик, то есть безнадёжный дурак.

Все три его сына живут в Штатах. Умнее отца оказались. Прогресс рода Солженицыных.

Год 1976. Тому, кто хотел уезжать из СССР и приходил в ОВИР с вызовом из Израиля, там выдавали анкету. Никто не знал, как правильно её заполнять. Среди подающих и уже подавших на выезд ходили слухи, что за каждую помарку, не то что ошибку, анкеты возвращают. Вопросы возникали на уровне: как делать прочерк? или – писать слово с заглавной буквы или со строчной? Всё это становилось делом жизни и пусть не смерти, но делом жизни здесь и жизни там, что по сути и становилось делом жизни и смерти.

Разумеется, никаких официальных инструкций для заполнения анкеты не существовало. Но зато существовала активная информационная связь между отъезжающими: встречи, телефонные звонки, слухи. Благодаря такой связи я получил адрес женщины, когда-то работавшей в ОВИРе и за умеренную плату заполнявшей анкеты для отъезжающих. Все заполненные ею анкеты якобы принимались без возврата. Я поехал к ней на квартиру. Коммунальную квартиру. Выглядела эта женщина кисло, комната её была тоскливой, но женщина твёрдой рукой и крупным почерком заполнила все пустые места в моей анкете и получила свои рубли. Чудовище ОВИРа сожрало заполненную анкету и не выблевало её.