Существует фраза:

Новый год – семейный праздник.

Такой подход отсекает последнюю надежду на удовольствие от новогоднего полуночничанья, так как в семью одинокая баба откуда ни возьмись не заявится.

Каждый год из последних десяти я встречаю в доме близкой мне пары. У неё с мужем большой дом на берегу частного озера, а это значит, что там тихо и никакие идиоты с будками для зимней рыбной ловли озёрный пейзаж не обезображивают. Богатые люди почему-то не любят торчать в мороз с оледенелой удочкой в руке и смотреть в дырку во льду. Богатые собирают деньги на новогодний салют. В прошлом году, например, насобирали шесть тысяч, и точно в двенадцать ночи началась небесная свистопляска. Я смотрел на вспышки, напоминающие оргазмы, и думал – вот уж поистине люди бросают деньги на ветер.

Каждый год на встречу нового года приходят одни и те же люди. Всех этих людей я знаю только по новогодним встречам, то есть вижусь я с ними раз в году, а потому за год я начисто забываю, как кого зовут, и поэтому мучаюсь, вспоминая имя каждого. Хозяйка дома помогает мне, заново представляя их. Я диву даюсь, как ей удаётся всех их запомнить. Наверно потому, что у неё со всеми ними поддерживаются какие-то непонятные мне отношения. Мне непонятно, как можно вообще поддерживать какие-либо отношения с такими скучными людьми, причём в таком количестве.

Каждый год в ночь 31 декабря эти люди задают мне одни и те же вопросы: по-прежнему ли я занимаюсь писательством, кормит ли меня писание и пишу ли я прозу или поэзию. Я, путая их имена, отвечаю однозначно: да, нет, только прозу. Эти ответы полностью удовлетворяют гостей до следующего года. Почему они не могут запомнить мои ответы – они ведь остаются неизменными. Впрочем, их имена тоже не меняются, а я их запомнить так же не могу.

Каждый год хозяин дома приготавливает праздничный обед. Он очень любит стоять у мартена (так одна моя знакомая называет плиту) и, тщательно вымеривая компоненты варева согласно поваренной книге, торжественно создавать очень красиво выглядящее, но почему-то невкусное блюдо. Всякий год разное, но неизменно невкусное. Уж казалось бы, и самые лучшие куски мяса купил, и самые свежие овощи выбрал, и соусы варил, «помешивая повиликой», но конечный результат беспощадной судьбой превращался в пресное, сухое или пересоленное и взмокшее или просто в никакое едбище. Все гости, либо совершенно лишённые чувства вкуса, либо забитые обязательством вежливости, восторгаются деликатесностью приготовленных блюд. Я же пригубливаю кусочек то здесь, то там, чтобы ещё и ещё раз убедиться, что против судьбы не попрёшь.

Если радоваться каждому новому году, то почему бы не радоваться каждому новому месяцу, каждой новой неделе, дню или часу. Почему именно прошедший год, а не день вызывает столько эмоций и ожиданий счастья, разительных изменений, причём обязательно в лучшую сторону.

А казалось бы, наоборот, если этот год у тебя был прекрасный, то радоваться его уходу нет никакого резона, так как вероятность того, что следующий год будет хуже предыдущего, значительно выше, чем вероятность того, что он будет ещё лучше.

А если этот год был плох, то на каком основании ты думаешь, что следующий будет лучше? Уж не потому ли, что ты стареешь? Или потому, что ты чудесным образом станешь иным человеком в новом году? Мол, твой генетический код принципиально изменится в 12 ночи 31 декабря, и ты из уродца станешь красавцем, из дурака – умным, из неряхи и разгильдяя – образцом аккуратности и собранности? В надежде на такие изменения многие пытаются в предновогодье сделать New Year resolutions, то есть дать себе торжественное обещание, что в новом году я, например, стану жрать в два раза меньше, чтобы избавиться от волочащегося по земле брюха. Или в новом году я стану учиться на одни пятёрки. Но при чём тут новый год? Если ты всерьёз решил что-то делать, то почему надо откладывать до какого-то срока, а не делать сразу, как только принял решение? А делается это из-за слабости, и если она тебе не позволяет сразу приступить к выполнению задуманного, то, когда придёт надуманный тобой срок для начала выполнения, к тому времени у тебя подавно уже не хватит сил.

Людишки делают из Нового года магическую черту, переступя которую чудесным образом всё задуманное якобы начнёт получаться. В действительности же Новый год – это отговорка, известная из детской поговорки:

Завтра-завтра, не сегодня – так лентяи говорят.

А население Земли и состоит в основном из ленивых и инфантильных существ. Они якобы ищут свободы, а сами только и норовят даже в пределах своей свободы, – праздничных дней, – тратить это дорогое свободное время по указке традиций: собираться в назначенное время, поднимать тосты, чокаться одновременно и воображать, что какая-то маркированная летоисчислением секунда отделяет один мир от другого.

Чувствуя, что в праздновании нового года таится грусть от быстротекущего времени, люди стараются утешить друг друга новогодними подарками.

Последнее время стали исключительно популярны подарочные карточки (gift cards) – теперь не надо носиться по магазинам в поисках чего-то оригинального и недорогого. Так что новогодний обмен подарками часто сводится к обмену подарочным карточками, и если они равны по значимости, скажем, по 20 долларов, то все удовлетворённо остаются при своих интересах. Однако факт обмена сопровождается выделением доброжелательных чувств друг к другу на фоне радости. Или скрываемого разочарования сортом такого подарка. То есть денежный обмен «так на так» вызывает тем не менее дополнительные эмоции.

Подобным образом будущее и прошлое обмениваются равновеликими годами, и в результате этого возникает эмоциональное настоящее.

22 февраля 1977 года, ровно 31 год назад я прилетел из Рима в Нью-Йорк. На Боинге AlItalia показывали фильм Death by Murder. Я почти ничего не понимал и название мне представлялось «маслом масляным». Но фильм врезался в память Питерм Селлерсом.

После того как чиновники, проверив визу, впустили меня за барьер в Америку, я возликовал.

До последнего момента билась тревога, а вдруг не пустят… Это было самым страшным для эмигранта. Но вот я перешёл границу между старой жизнью и новой. Бог дал мне две жизни, и я пел ему хвалу, во весь голос, но про себя.

Позже я писал:

Я думал, начнётся новая жизнь,

но только продолжилась старая…

Первое впечатление от нью-йоркского аэропорта – огромные размеры всего и повсеместные негры, которых я в таком количестве никогда не видал. Также меня поразили бескрайние залы ожидания с креслами, на ручках которых были установлены мини-телевизоры, которые можно было смотреть, бросая в них монеты. Такого обилия телевизоров я тоже никогда не видал.

Нас вели к автобусу, а я повторял про себя без остановки: «Я – в Америке! Я – в Америке!»

Автобус – огромный, блестящий, и машины, проезжавшие мимо него, большие и сильные, всё вокруг иного запаха.

Нас привезли уже вечером в маленькую гостиницу в каком-то тихом предместье вдали от Манхаттена. Я же думал, что всё, называемое Нью-Йорк, состоит из сплошных небоскрёбов. В маленьком номере я вошёл в туалет и ужаснулся – унитаз сломан. Я так подумал, увидев в нём воду, а не пустоту, как тогда в России и Европе. Идея попадания дерьма в воду, а не на сухую фаянсовую поверхность унитаза, была мне совершенно неизвестна. Я осторожно нажал на ручку, и вода стала набираться в унитаз, а я перепугался, что сейчас зальёт номер, но, дойдя до нужной высоты, вода рухнула в трубу и первоначальный уровень воды вернулся на прежнее место. Тогда я сообразил, что так и должно быть, причём только так. Это ведь Америка.