– Ну, тебя там, сука, не было, – огрызнулся я.

– Ага, потому что если бы был, то этого бы ни за что не случилось. Думаешь, я бы спустил все в толчок? Просто свалил бы, как папа?

– Эй, пошел ты!

– Ты бросил их точно так же, сволочь. Ты свалил из Корпуса и из их жизни.

– Ты сам не понимаешь, что за херню несешь. Я был им нужен так же, как сраная паутинная медуза в бассейне. Я был преступником.

– Вот именно им ты и был. И что, медаль за это хочешь?

– О, а ты бы что сделал? Ты бывший посланник. Знаешь, что это значит? Запрет на любую общественную должность, военное звание или корпоративный пост выше уборщика. Без доступа к легальному кредиту. Ты у нас такой умный – расскажи, как бы ты поступил с таким раскладом?

– Я бы тупо не уходил.

– Тебя там, сука, не было.

– А, ну ладно. Что бы я сделал после Корпуса? Не знаю. Но что, блин, я знаю точно – я бы не стал тобой через двести лет. Одинокий, нищий и беспомощный без Радула Шегешвара и шоблы сраных серферов. Ты знал, что я отследил тебя до Рада до того, как ты сюда приехал? Знал?

– Ну конечно.

На миг он запнулся. В его голосе больше не было наглости посланника; он слишком злился.

– Да, а ты знал, что мы просчитали почти каждый твой шаг после Текитомуры? Ты знал, что это я организовал засаду в Риле?

– Ага, она прошла особенно удачно.

Его лицо перекосилось от нового градуса ненависти.

– Ни хрена не важно, потому что у нас все равно был Рад. У нас с самого начала все было схвачено. Почему, ты думаешь, вы так охренительно легко сбежали?

– Э-э, возможно, потому, что орбитальники сбили ваш свупкоптер, а вы слишком бестолковые, чтобы отследить нас до Северной косы?

– Пошел на хер. Думаешь, мы вас вообще искали? Да мы с самого начала знали, куда вы отправитесь. С самого, сука, начала мы знали о тебе все.

Хватит. В центре моей груди сгустился твердой комок решимости, и он тянул меня вперед, поднимал руки.

– Ну ладно, – сказал я тихо. – Теперь тебе осталось только закончить дело. Как думаешь, один справишься?

Долгий момент мы смотрели друг на друга, а перед нашими глазами вставала неизбежность драки. И тогда он бросился на меня.

Сокрушительные удары в горло и пах из четкой комбинации атаки, которая оттеснила меня на два метра, прежде чем я смог ее сдержать. Я остановил удар в пах, резко опустив руку и низко присев, чтобы принять удар по горлу лбом. В тот же миг взорвался собственной контратакой, прямо вверх, в солнечное сплетение. Он пошатнулся, пытался захватить руку моим любимым движением айкидо, которое я узнал так хорошо, что чуть не рассмеялся. Я вырвался и ткнул ему в глаза пальцами. Он легко и грациозно отскочил вне досягаемости и ударил сбоку ногой по ребрам. Слишком высоко и недостаточно быстро. Я схватил ногу и резко вывернул. Он перевернулся с ней и ударил меня в голову второй ногой, когда инерция подняла его в воздух. Плюсна шаркнула по лицу – я уже отступал, быстро, чтобы избежать удара в полную силу. Выпустил его ногу, зрение на миг рассыпалось. Я отшатнулся к грав-саням, когда он приземлился. Они покачнулись на своем поле и удержали меня. Я тряхнул головой, чтобы выбить из нее воздушную легкость.

Драка была не такой бешеной, как должна. Мы оба вымотались и неизбежно полагались только на системы своих оболочек. Мы оба совершали ошибки, которые в других обстоятельствах оказались бы смертельными. И, наверное, мы оба до конца не знали, что делаем в этой тихой, подернутой туманом нереальности пустого причала.

Стремящиеся верят…

Голос Сильви, размышлявшей в хранилище мощностей.

Что все снаружи – иллюзия, игра теней, созданная богами-предками, чтобы лелеять нас, пока мы не построим собственную реальность под себя и не загрузимся в нее.

Утешающая мысль, нет?

Я сплюнул и втянул воздух. Оторвался от изгиба крышки грав-саней.

Если хочется так считать.

На другой стороне причала на ноги поднялся он. Я налетел быстро, пока он еще приходил в себя; собрал в кулак все, что во мне оставалось. Он увидел и крутанулся мне навстречу. Оттолкнувшись с поджатой ноги, отбил в движении кулаки блоком обеими руками у головы и груди. Я пролетел мимо на перенаправленной инерции, и он последовал за мной, всаживая локоть в затылок. Я упал, прежде чем он нанес новый удар, перекатился и попытался выбить из-под него ноги. Он, танцуя, отскочил, успел ухмыльнуться и вернулся, ударив ногой.

Второй раз за это утро мое ощущение времени растворилось. Боевая подготовка и разогнавшаяся нервная система «Эйшундо» замедлили мир до ползучего, расплывающегося движения, неразборчивого вокруг его приближающегося удара и зубастой ухмылки за ним.

Хватит ржать, сука.

Лицо Шегешвара: десятилетия озлобленности перекосило от ярости, а потом от отчаяния, когда мои издевки пробили броню иллюзий, что он воздвиг вокруг себя за жизнь, полную насилия.

Мураками, с пригоршней окровавленных извлеченных стеков, пожимающий плечами, словно отражение в зеркале.

Мать, сон и…

…и он опускает тяжелый ботинок ей на живот, она содрогается и перекатывается на бок, таз переворачивается и мыльная вода плещет ко мне…

…волна гнева, поднимается…

…я старше с каждой секундой, скоро вырасту и достану дверь…

…я убью его голыми руками, в моих руках оружие, мои руки и есть оружие…

…игра теней…

Его нога опустилась. Это как будто заняло целую вечность. В последний миг я откатился к нему. В конце движения ему некуда было деваться. Удар пришелся на мое подставленное плечо и выбил его из равновесия. Я продолжал катиться, и он запнулся. Удача подложила что-то на причале под его пятки. Неподвижное тело Сильви. Он опрокинулся через нее.

Я встал, перескочил тело Сильви и в этот раз застал его до того, как он успел подняться. Жестоко пнул по голове. В воздух скакнула кровь, его лоб порвался. Еще раз, прежде чем он откатился. Порвался рот, и снова выплеснулась кровь. Он осел, контуженно приподнялся, и я тяжело приземлился на его правую руку и грудь всем весом. Он хекнул, и мне показалось, что я почувствовал хруст руки. Я врезал открытой ладонью по виску. Его голова мотнулась, глаза затрепетали. Я занес руку для удара по горлу, который сокрушит трахею.

…игра теней…

Вы живете на ненависти к себе, потому что ее можно перевести в гнев на любую подвернувшуюся мишень для уничтожения.

Но это статическая модель, Ковач. Скульптура отчаяния.

Я смотрел на него. Он почти не двигался; его легко убить.