29 июля, Горбачев, Ельцин и президент Казахстана Нурсултан Назарбаев пытались найти решение последнего серьезного разногласия по договору - разделения полномочий между центром и республиками по налогообложению. Они достигли соглашения около трех часов ночи, за несколько часов до начала встречи Буша с Горбачевым. Однако, когда Горбачев попытался закрепить свое достижение, пригласив в последнюю минуту Ельцина и Назарбаева присоединиться к нему на одной из встреч с президентом Бушем, Ельцин отказался. Буш все же встретился с Ельциным во второй половине дня в его кремлевском офисе - встреча была организована ранее в качестве жеста в сторону растущего международного авторитета республик. В целом, Буш успешно выбрал средний курс, который не оттолкнул ни Горбачева, ни Ельцина.

 

По завершении двухдневного рабочего саммита в Москве президент Буш сделал еще один жест в сторону пробуждающихся республик, посетив по пути домой столицу Украины Киев. Он был очень тепло принят, что свидетельствует о гордости украинцев тем, что их считают суверенным образованием, и об ожиданиях поддержки со стороны Соединенных Штатов. Перед президентом Бушем стояла деликатная и сложная задача - стремиться поощрять демократию, экономические реформы и свободу, не подвергая себя опасности вмешательства во внутренние дела Советского Союза. Если Буш и ошибся (как считали некоторые в то время, а многие - и в ретроспективе), то только в том, что придал слишком большое значение пропаганде преемственности центрального советского государства и слишком мало приветствовал народные настроения за независимость. Его послание было здравым, хотя и не всеми принятым: "свобода - это не то же самое, что независимость", и "американцы не будут поддерживать тех, кто стремится к независимости, чтобы заменить далекую тиранию местным деспотизмом" или "тех, кто продвигает самоубийственный национализм, основанный на этнической ненависти". По его словам, для Соединенных Штатов "выбор между поддержкой президента Горбачева и поддержкой лидеров, настроенных на независимость по всему СССР", является "ложным выбором". Он из кожи вон лез, чтобы похвалить "поразительные" достижения Горбачева и одобрить Союзный договор 9+1. В целом, было ясно, что он поддерживает демократию и большую роль республик в рамках продолжающегося союза.

Критики в США быстро окрестили заявление Буша его речью "Цыпленок по-киевски". В Киеве ее не приветствовали, но Буш на самом деле занял смелую позицию. Оглядываясь назад, можно сказать, что эта речь была слишком решительной поддержкой спорного Союзного договора и недостаточно соответствовала тому, что оказалось народной поддержкой независимости Украины. Но в то время перспективы Союзного договора улучшались, и никто не ожидал конвульсий, которые приведут к концу Советского Союза через четыре месяца. Оглядываясь назад, можно сказать, что для Буша было бы лучше не совершать визит в Киев в то время.

Московский саммит в июле 1991 года, почти через двадцать лет после первой американо-советской встречи на высшем уровне президента Ричарда Никсона и генерального секретаря Леонида Брежнева, как ни парадоксально, был менее эйфоричным, несмотря на гораздо большее совпадение позиций и более спокойное сотрудничество. В 1972 году и в gоследующие встречи, по крайней мере до Мальтийского и Вашингтонского саммитов в 1989-90 годах, даже успешный саммит отмечен атмосферой достижения, несмотря на преобладание конкуренции над сотрудничеством. В периоды разрядки в начале-середине 1970-х и во второй половине 1980-х годов саммиты были посвящены созданию безопасных границ для соперничества. Ко времени Мальтийского и Вашингтонского саммитов с окончанием "холодной войны"Var встречи были отмечены определением рамок для взаимного сотрудничества. К 1991 году, поскольку реальные отношения были намного лучше, даже согласие на саммите стало обычным делом. 397 советским и 2 059 иностранным журналистам было о чем писать. (Даже приятный и непринужденный осмотр достопримечательностей Барбарой Буш и Раисой Горбачевой не дал почвы для сплетен, которые раньше вызывали встречи Нэнси Рейган и Раисы). Успех, казалось, угрожал саммиту      скукой.

Ослабленная позиция Горбачева внутри страны и слабая мощь Советского Союза были очевидны на саммите, что вызвало внутреннюю критику со стороны Советского Союза, которая была представлена как властные американские "лекции" о международном поведении и внутренних реформах, советские поклоны на Ближнем Востоке и в Югославии, а также чрезмерные советские уступки в СНВ и других соглашениях - несмотря на то, что зачастую это были политические предпочтения Горбачева, а не результат американского давления.55 Тем не менее, в целом, саммит и его результаты были положительно оценены в Советском Союзе и Западе. Саммит, конечно, не ослабил Горбачева; однако он не смог укрепить его в критической внутренней борьбе, которая приближалась к кульминации.

Возможно, самый реалистичный и постоянный комментарий сделал бывший министр иностранных дел Эдуард Шеварднадзе: "Сейчас нет никаких проблем, и отношения идут хорошо. Я думаю, что это естественный ход. Я думаю, что если и будет какое-то влияние на отношения, то оно будет исходить от внутренних волнений в Советском Союзе. Если Советский Союз не сможет стабилизировать экономическую и политическую обстановку, это станет фактором, который повредит отношениям. Я думаю, что это единственное, что может помешать американо-советским отношениям. Это единственное, что препятствует развитию отношений между Соединенными Штатами и Советским Союзом".

Хотя последующие внутренние события в СССР не повредили бы американо-советским отношениям, они, безусловно, сыграли бы центральную роль в их изменении. Но в начале августа 1991 года после саммита, когда долго откладывавшееся подписание Союзного договора было назначено на конец того же месяца, казалось, что тучи внутренних беспорядков рассеиваются, а курс советской внешней политики и американо-советских отношений проясняется.

 

Переворот и контрпереворот

 

В середине августа Горбачев отправился на две недели отдохнуть в свой любимый дом отдыха в Форосе в Крыму, одну из дач, содержащихся для руководства страны. Он должен был вернуться в Москву 19 августа, чтобы присутствовать на подписании нового Союзного договора 20 августа. На первый взгляд, политическая сцена была спокойной. Но во второй половине дня в воскресенье 18 августа к Горбачеву неожиданно прибыла делегация: Секретарь партии и заместитель Горбачева в Совете обороны Олег Бакланов, секретарь партии Олег Шенин, заместитель министра обороны генерал Валентин Варенников и доверенный начальник личного штаба Горбачева Валерий Болдин. Делегация сообщила Горбачеву, что другие члены руководства согласились с необходимостью введения чрезвычайного положения в стране, и призвала его одобрить и подписать такую директиву или уйти в отставку и передать свои полномочия вице-президенту Янаеву. Горбачев категорически отказался, и они уехали. Горбачев, отрезанный от связи с внешним миром, оставался под домашним арестом в течение трех дней.

Мир узнал, что что-то произошло, когда в 6:00 утра 19 августа радио Москвы и ТАСС объявили, что президент Горбачев из-за "плохого самочувствия" не может исполнять свои обязанности и что, согласно статье