более значительным и удивительным был широкий размах все более активного отказа от сотрудничества со стороны высшего военного руководства. Среди заместителей министров противниками переворота оставались главком ВВС СССР маршал авиации Евгений Шапошников, главком ВМФ СССР адмирал флота Владимир Чернавин, командующий РВСН генерал Юрий Максирнов, командующий ВДВ СССР генерал-лейтенант Павел Грачев. Некоторые из них, особенно генерал Грачев, первоначально выполняли приказы о предварительной переброске войск, как и генерал-полковник Калинин в Москве и генерал-полковник Виктор Самсонов, командующий Ленинградским военным округом. Но Шапошников, Грачев, заместитель министра внутренних дел генерал-полковник Борис Громов и ключевые командиры спецподразделений КГБ отказались выполнять приказы о переброске своих сил.

 

Аналогичным образом, генерал Самсонов согласился на просьбу мэра Анатолия Собчака не вводить свои войска в Ленинград, несмотря на приказ сделать это. Генерал Грачев даже направил одного из своих офицеров ВДВ, генерал-майора Александра Лебедя, чтобы успокоить защитников Белого дома (здания российского парламента), где Ельцин и многие другие демонстративно держались.

На третий день переворота, 21 августа, маршал Язов столкнулся с требованиями коллегии Министерства обороны (состоящей из дюжины его заместителей) о выводе всех войск из Москвы и его собственном выходе из комитета переворота. Он заявил, что, взяв на себя обязательства, не может теперь покинуть комитет, но согласился с приказом о выводе войск. Попытка переворота быстро проваливалась.

Приказ заговорщиков о нападении на Дом правительства, где Ельцин бросал им вызов и сплачивал сопротивление, был сорван отказом спецназа КГБ, МВД (элитная дивизия внутренних войск имени Дзержинского) и армии (воздушно-десантная и гвардейская дивизии в Москве) нанести удар. Учитывая неразбериху и напряженность, было почти чудом, что в отдельных инцидентах погибло всего пять человек: трое молодых людей в Москве, когда экипаж танка запаниковал после того, как их машина была "ослеплена", один человек от винтовочного огня в Вильнюсе и еще один в Латвии от удара военной машины. Более широкая опасность гражданской войны, если бы произошло нападение на Белый дом, к счастью, не развязалась. Также существовала теоретическая опасность для мира от разделения власти над ядерным оружием. Но в целом, сдержанность, проявленная всеми сторонами в чрезвычайно сложной путанице власти и лояльности, была примечательной.

Утром 22 августа Верховный Совет России направил делегацию, чтобы сопроводить Горбачева обратно в Москву. Ее возглавлял вице-президент Ельцина Александр Руцкой, полковник советских ВВС и герой афганской войны, а также сотрудники российского КГБ и другие "мускулы", если потребуется. Другая делегация, состоящая из лидеров переворота, включая маршала Язова, также пыталась попасть к Горбачеву, чтобы договориться о помиловании в обмен на его возвращение, но их не приняли, а вместо этого арестовали и вернули в Москву. Попытка переворота полностью провалилась.

Президент Горбачев и советская Конституция были спасены, но перестройка Советского Союза - нет. Политическая и экономическая реформа, конечно, получила новую жизнь и активизировалась, но в условиях более радикальных политических изменений, чем предусматривалось даже при далеко идущей "реструктуризации". Более того, отголоски спасения конституционного порядка парадоксальным образом привели к концу этого конституционного порядка в течение нескольких месяцев. Участники переворота, пытаясь предотвратить контролируемые изменения, развязали перемены, неконтролируемые центральными властями. Крах переворота не восстановил статус-кво, как поначалу не понял Горбачев; он разрушил ту самую основу центральной власти, которую заговорщики так отчаянно пытались сохранить и укрепить.

Наиболее заметным немедленным шагом стало запрещение Коммунистической партии Советского Союза (и коммунистических партий большинства республик, включая Россию и Украину). Это сопровождалось поспешным заполнением пустоты, как Ельциным в России, так и местным руководством других республик, в большинстве случаев коммунистическими лидерами, сбросившими партийную принадлежность.

Каким бы драматичным ни был крах Коммунистической партии Советского Союза (КПСС) после семидесяти четырех лет пребывания у власти, еще более фундаментальным и важным было постепенное, но неумолимое затмение Союзного договора и распад самого Советского Союза в течение четырех месяцев с 19 августа по 25 декабря. Однако этот фундаментальный сдвиг, воспринимаемый как должное с момента его наступления, в то время не был понятен. Конечно, с 20 по 30 августа произошел всплеск деклараций о независимости нескольких республик. Но только в странах Балтии это привело к раннему фактическому отделению.

Эстония еще до краха переворота (20 августа) и Латвия сразу после него (21 августа) поспешили присоединиться к Литве в отстаивании независимости. Прибалтийские страны, которые были независимыми до их принудительного вхождения в состав Советского Союза в 1940 году, рассматривались как особый случай. Ельцин быстро распространил признание Россией независимости этих двух государств 24 августа (ранее признав независимость Литвы). И, несмотря на жалобу Горбачева на "слишком поспешные" действия, страны Европейского сообщества 27 августа распространили признание на три балтийские страны (как к тому времени уже сделали Исландия, Швеция и некоторые другие). Даже советское признание их отделения было явно неминуемым.

Менее ожидаемый, но наиболее значительный, Леонид Кравчук возглавил (или последовал за) консенсусом в Киеве, провозгласив 24 августа независимость Украины, которая должна быть подтверждена общенациональным голосованием 1 декабря. Консервативные лидеры Беларуси, хотя им и не противостояло активное движение за независимость, решили последовать его примеру 25 августа, чтобы сохранить власть в своих руках. К концу месяца Молдова, три закавказских государства - Грузия, Армения (с возможностью проведения референдума) и Азербайджан, а также Узбекистан в Центральной Азии - все объявили о независимости или намерении добиваться независимости. (Казахстан, Кыргызстан, Туркменистан, Таджикистан и Россия удержались).

Несмотря на эту волну деклараций, в этих республиках было мало движений, чтобы следовать им, и никакого признания со стороны СССР, России или внешнего мира, за исключением стран Балтии. Более того, продолжались активные переговоры по договору о возобновленном, хотя теперь еще более размытом, союзе. Ельцин, например, 25 августа подтвердил, что Союзный договор должен быть подписан, хотя и всеми девятью членами одновременно (в отличие от запланированного 20 августа), и поэтому должен дождаться согласия Украины. Он также подчеркнул, что, по его мнению, это должна быть федерация, а не просто конфедерация. Горбачев призвал к скорейшему подписанию, а 27 августа он вновь пригрозил уйти в отставку, если Союзный договор не будет принят.

Хотя судьба союза будет зависеть от позиции, которую займут республики (особенно Украина после голосования 1 декабря), она также в решающей степени зависит от тесно связанной с этим продолжающейся политической борьбы между Горбачевым и Ельциным. С тех пор как Ельцин инициировал "парад суверенитетов" в июне 1990 года и утверждение верховенства республиканских законов в октябре, Украина и другие республики последовали примеру России. Хотя Ельцин не провозгласил независимость России после неудавшегося переворота, он захватил многие полномочия, атрибуты, институты и активы центрального советского режима, и этот путь он