– В Вифлеем! В Вифлеем! – гаркнула сотня глоток, да так, что сам пан Логин отшатнулся.

Расступились. Опустили рушницы. Долго взглядами провожали.

– Эх, дорогу не спросили! – вздохнул есаул.

Ему не ответили. Даже пан Загаржецкий промолчал. Словно понял что-то.

И я молчал. Поздно вспомнил я, глупый жид, что Наречие Исключения – «язык ветвей» – всего-навсего арамейский!

…Глас в Раме слышен, и плач и рыдание и вопль великий; Рахиль плачет о детях своих и не хочет утешиться, ибо их нет…

* * *

Теперь уже не кулеш варили – затируху из соломахи. Вот беда! И жида салом не накормишь!

Ковырял я ложкой соломаху да все кости вспоминал, что у кострища старого нашли. Те тоже, наверное, сперва салом пробавлялись. Сперва салом, после – кашей…

Вэй, читал я как-то в «Лембергской газете» про капитана британского. Храбр был капитан, два раза вокруг земли плавал. А в третий раз поплыл – и попал аккурат к таким, как мы. Оголодавшим.

К ужину.

Подумал – и застряла в горле та соломаха. Хороша шутка, цудрейтор Юдка!

Эх, если бы шутка!

Вот и панове черкасы словно тоже про того капитана вспомнили. Уже не зубоскалят, не гогочут. И я не буду. Посижу, соломаху-затируху ложкой поковыряю.

Да и подумаю. Сытое брюхо, как известно, к ученью глухо, голодное же – наоборот.

– Ну чего, жиду, скучно без сала?

– Ох, скучно, панове!

Думаю.

Говорил мне как-то один мудрый человек: правильно ставь вопросы, а ответы сами придут.

Ну, например.

Если тому четырехпалому от меня что-то вконец нужно, отчего это он пропал? Отдохнуть решил, что ли?

Я даже оглянулся. Пусто! А говорил – не отстанет!

– Эй, пан Юдка, чего глядишь? Или места знакомые?

– Пока нет, пан Логин. Пока еще нет.

Места, действительно, прежние – горы нависают, сосны за камни цепляются.

И Окон не видать. Давно уже.

Вопрос второй. Кому нужно, чтобы жид Юдка этих черкасов не погубил, а на верный шлях вывел?

Хороший вопрос! Только ответов на него много. Поэтому иначе спросим. У кого такая сила есть…

– Или не слышал, жид? Сказано – по коням!

– Бегу, бегу, пан есаул!

…чтобы к бедному Юдке некоего призрака приставить? Да не просто, чтобы выл и цепями тряс, а чтоб в нужную сторону толкал?

Вэй, как интересно! Один вопрос, два ответа!

Едем!

* * *

Сполох сторожа подняла – Тарас Бульбенко да Нечитайло-заризяка. Громко вопили, словно впереди целое воинство фараоново. А что?

«А не видел ли господин Логин некоего Моше, что бежал из страны нашей с голотой разной?»

Я бы не удивился. Околица!

– Пан сотник! Пан сотник! Там… Там такое! Да не ворог, панове, нечего рушницы хватать!

Эге, и вправду! Шла себе дорога меж гор, бежала. Петляла.

Исчезла.

– Ого, хлопцы! И чего ж тут такое было?

Я и сам затылок почесал. Что ж тут было такое, чтобы превратить горы…

…в щебень, в черную гарь, в грязный песок, в мелкое крошево? Да не просто, а, почитай, на целую версту! Были горы – и сгинули!

Я оглянулся по сторонам. Нет, остались горы. Да только обрубленные, оплавленные, почерневшие.

– С коней, хлопцы! В поводу держать. Осторожно идти.

– Да тут, пане сотник, не иначе, велеты гопак плясали!

Велеты?

Прочь, Тени!

Та-а-ак! Никуда не делась дорога. И Бездна никуда не исчезла. Значит, просто мара. Призрак, тень, след чего-то страшного, что случилось здесь. Или не здесь даже. Ведь Околица!

– Пане сотник! Пане сотник! Понял я, чего здесь было! Бонба тут рванула! Да так рванула, так ахнула!..

– Все-то тебе, Гром, бонбы да мины! Это ж какая бонбища нужна, чтоб горы своротить?!

Чем дальше, тем меньше обломки. Вот уже один песок остался – черный. Вроде бы и вправду горело! А это что? Уж не стекло ли блестит?

Ну и пусть себе блестит! Дорога никуда не делась, а я…

…А я еще один вопрос задам. Самый интересный.

Что важнее? Чтобы я черкасов пана Логина спас – или чтобы заклятие нарушил?

И опять – два ответа.

– Осторожней, панове!

Вэй!

Авраам, Ицхак, Иаков! Да что ж это?

– Свят, свят, хлопцы! А ну, стой! Сперва молитву сотворим! Отче наш, иже еси…

И вправду!

Яма. Ямина. Ямища.

Кругом идет, а в том круге саженей… Триста? Больше?

Больше!

Края ровные, черным стеклом блестят, на дне… Вэй, и смотреть не хочу!

– А ведь и вправду, панове, рвануло! Рвануло – аж камень запекся!

– Да врешь ты, Дмитро! Такое лишь Сатане клятому под силу!

– Цыть, дурни, доболтаетесь! А ну, хлопцы, в обход! Да по сторонам глядите. Не ровен час!..

А я смотрел в черный зев пасти Шеоловой, стеклянным блеском блиставший, и иной блеск вспоминал. Вспоминал, да в который раз себя дурнем величал. Как же, Юдка-шлемазл, забыть такое мог!

«Смотри, консул! Дальше ни ты, ни я не властны… Будет наша смена – проскочите без потерь. Или для вида придерутся… Ой, продала дивчина сердце, та й купила черкасу седельце… Пан или пропал. Держи, консул…»

Держи, консул!

Держи!

Дурень я, дурень!

Ой, продала дивчина сердце,

Та й купила черкасу седельце!

Седельце за сердце купила —

Она его верно любила!

И еще один вопросик. Маленький такой – вдогон! Или яблоко от яблони далеко падает?

* * *

Уже и соскучиться успел. Уже и в седле вертеться начал. И когда клешня четырехпалая вновь на плечо легла, не выдержал – расхохотался.

– Чего смеешься, жиду? Или палю вспомнил? Эх, будь я на месте пана сотника!..

– То я знаю доброту вашу, пан есаул! Да только после вас.

Огрызнулся, не думая. Все на руку химерную смотрел. Явился! Ну-ка, с чего начнешь, пан морок?

– Мы можем договориться, Иегуда бен-Иосиф!

Ого! Сперва пугает, после – сделку сулит. Ну точно допросчик из приказа разбойного, что в Москве-городе меня на дыбу поднимал…

…Земля ему пухом – и кол осиновый. Стоеросовый.