А потом он потребовал, громко, яростно, не отступая, чтобы к нему вызвали Хваня, и никого кроме Хваня.

Невероятно (еще один источник страха в ее воображении), но его не побили и не прогнали. Хвань, который не спал с тех пор, как ускакал его хозяин, вышел посмотреть, что там за шум.

Шум.

Он взял письмо, переданное из рук в руки, и отнес ей. Сразу же, не дожидаясь утра. Возможно, он понимал, что она не спит. Возможно, он тоже был испуган. Она никогда его не спрашивала, хотя он проделал с ней весь этот путь до Чэньяо.

И Цинь тоже.

Она не может объяснить, почему взяла их с собой, но это казалось правильным, это казалось… необходимым. Когда Капель прочла письмо Тая, она почувствовала, как ее охватывает некая внутренняя потребность действовать.

«Возможно, грозит опасность. Будь готова ко всему», написал он.

«Будь готова» – и она вспомнила, какое лицо было у Чжоу, когда он читал вызов во дворец, как сжег его, как ушел. Ни «доброй ночи», ни «до свидания»…

Можно говорить что угодно о первом министре, но он никогда не был трусом, а в ту ночь он выглядел испуганным. А Капель уже и до того боялась так сильно, что зарыла в саду свои драгоценности.

Этого было достаточно, вспоминает она теперь, в Чэньяо, в другую ночь, в конце лета. Всё это вместе, и то чувство (у ее матери оно тоже было), которое подсказывало ей, что необходимо предпринять что-то решительное.

Решительное. Она могла предпринять только одно. Так азартный игрок, бросающий кости поздно ночью в квартале удовольствий, ставит на кон все, что имеет.

Тогда она была не слишком добра к Хваню, используя его любовь к ней. Любовь, которую она подогревала в собственных целях. С другой стороны, она почти наверняка спасла ему жизнь.

Ее инструкции были точными и гораздо более уверенными, чем она себя чувствовала. Хвань получил приказ в одиночку выйти за ворота. Он должен был найти паланкин на улицах квартала – там всегда, даже поздно ночью, можно было встретить один или два паланкина с носильщиками, готовыми отнести человека на назначенную встречу или домой после нее.

Он должен был посадить нищего, Циня, в этот паланкин и показать носильщикам дорогу к задней стене поместья. Она помнит, как широко раскрыл глаза Хвань.

Он должен сделать это немедленно, холодно сказала она, или навсегда потеряет ее расположение. Если он это сделает, сказала она, глядя прямо на него при свете фонаря, одетая в ночной халат, его ждет очень большая милость.

Он отправился выполнять ее распоряжения.

Она встала и оделась самостоятельно, двигаясь быстро теперь, когда решение было уже принято, как будто скорость могла спасти ее от сомнений. Только боги знали, что их ждет, но если она ошиблась, то вряд ли переживет этот день.

Она достала еще немного драгоценных камней из комода в комнате. Не было смысла оставлять их. Прошла одна через обширный и тихий сад, мимо озера, и острова, и маленьких лодочек у причала, и бамбуковой рощи, и поросшей травой площадки, где Вэнь Чжоу играл с другими придворными. Тропинка вилась среди ночных цветов. Она вдыхала их запах.

Капель подошла к беседке, нашла дерево, под которым спрятала маленький мешочек. Она выкопала его (испачкав ладони), а потом сама взобралась на стену, воспользовавшись вязом в восточном конце сада.

Она научилась лазить по деревьям еще девочкой, в Сардин, и хорошо умела это делать. Лучше большинства мальчишек, считавших ободранную коленку или локоть почетной отметиной. У нее до сих пор остался шрам на левом колене. В Северном округе не возникала необходимость лазить по деревьям, как и здесь, в усадьбе, но тело запоминает некоторые вещи.

Два каньлиньских воина появились из тени, когда она спрыгнула на улицу. Капель ни секунды не сомневалась, что они будут там.

– Я уезжаю, – сказала она. – Из-за того письма, которое вы принесли. Вы останетесь со мной?

Они остались с ней.

Они сделали даже больше во время бегства на запад. Во-первых, именно каньлиньские воины вывели их из квартала ночью. Ни один страж ворот не остановил бы их. Это приносит неудачу, самое меньшее. Считалось, что если люди в черном куда-то едут ночью, у них есть на то причины, как и у тех, кого они сопровождают. Таков был порядок.

Благодаря этому они проехали через весь Синань к западным воротам и оказались там прямо перед тем, как на рассвете ворота открыли. Пока они ждали восхода солнца и боя барабанов, Капель послала Хваня нанять карету и две хороших лошади для каньлиньских воинов.

С наступлением утра они выехали из Синаня, двигаясь по западной дороге против потока телег, едущих в город с товарами для базаров. Они везли с собой еду, вино, лепешки из проса, сушеное мясо, персики. Хвань принес деньги. Она не спрашивала, где он их достал. Ее украшения не могли им помочь, пока они не приедут в базарный город. Нельзя купить вареные яйца или ячменные лепешки за янтарные сережки в золотой оправе.

Позднее она поняла, что они сумели уехать из города только потому, что действовали так быстро, покинули его и двинулись на запад до того, как распространился слух о катастрофе на перевале Тэн. А с ним – и известие о бегстве императора.

Позднее столица узнала об этих событиях, как и о произошедшем в Ма-вае. Паника охватила город, после чего все ворота и дороги оказались забитыми перепуганными, бегущими людьми.

Капель и ее спутники к тому времени уже покинули имперский тракт. Она решила, что слишком многие могли узнать ее в хорошо известной почтовой гостинице у дороги. По ней ездили придворные, а значит – те люди, которые посещали Павильон Лунного света.

Они свернули с нее, нашли другую дорогу, идущую с востока на запад, и ехали по ней весь день. На первую ночевку они остановились в маленькой гостинице возле шелковой фермы.

Капель никогда не узнала, – никто никогда не может знать таких вещей, – но если бы они остались на имперском тракте и остановились в почтовой гостинице в ту первую ночь, ее жизнь, как и жизни многих других людей, могла бы сложиться в будущем иначе.

Поэтому мы иногда чувствуем, что жизнь – хрупкая и непрочная. Что может подуть случайный ветер и все изменить. Они могли поехать в гостиницу на имперском тракте – уехать с этой дороги Капель решила под влиянием моментального порыва. Возможно, она не уснула бы в ту ночь, а могла встать и прогуляться по саду и увидеть двух мужчин, беседующих на скамье под шелковицей…

С каньлиньскими воинами они двигались быстро, держась проселочных дорог. Каждый день меняли коней, пока не стало трудно их достать. Однажды вечером старший из двух воинов затеял учтивую беседу. Его звали Сы Тань. Они хотели узнать, намеревается ли госпожа продолжать путь на запад, или планирует ехать на юг, или даже на север. Совершенно законный вопрос.

Но это означало, что она сама должна иметь представление о том, куда едет.

Она выбрала Чэньяо и сказала им об этом той ночью. Больше для того, чтобы назвать пункт назначения, чем по какой-то другой причине. Он был уже близко, достаточно большой город, чтобы раствориться в нем и продать часть украшений. Оттуда дороги расходились во всех направлениях: город привык к путешественникам, приезжающим в него, часто издалека.