— Я имел на это полное право!

— Не отрицаю. Но только в том случае, если ты продаешь товар. Я же вижу, что ты установил непомерно высокий размер компенсации за утерянный товар. Это две совершенно разные вещи!

— Что толку от всех этих рассуждений? Корисиос согласился уплатить требуемую мной сумму, он же подписал договор. Значит, он ничего не имел против. Если нет истца, то к чему здесь судья?

Требатий Теста вскочил из-за стола и показал на меня пальцем.

— Вот он, истец! А ты в данном случае являешься обвиняемым! Я же, Требатий Теста, и есть судья!

Кретос не выдержал и бросился на молодого трибуна.

— Ах ты высокомерная крысиная задница! — закричал он, схватив Тесту за горло. Но в тот же момент стражники ткнули купца древками своих пилумов под ребра. Завопив от боли, Кретос упал на пол. Он все еще продолжал скулить и причитать, когда легионеры выволокли его из палатки.

— Бросьте его за решетку. Пусть префект лагеря решает, Как поступить с этим недоноском!

Если честно, я совсем не рассчитывал, что события повернутся таким образом. Более того, мне стало не по себе, когда я смотрел, как стражники выдворили стонущего Кретоса из палатки. Словно прочитав мои мысли, Требатий Теста сказал:

— Не переживай из-за этого подлеца, друид. Если бы он только мог, то с удовольствием превратил бы тебя в улитку и не задумываясь раздавил бы.

На следующий день префект лагеря Рустиканус в присутствии нескольких офицеров вынес Кретосу приговор. Мой договор с купцом считался недействительным. Префект лагеря определил размер суммы, которую я должен был уплатить купцу из Массилии за бочку вина, которой я по стечению обстоятельств лишился под Генавой. Авл Гирт выдал мне авансом необходимую сумму, чтобы я смог расплатиться с Кретосом. Один из писцов сделал несколько копий приговора, которые отправили в Рим, Массилию и Генаву. Римские законы защищали мои права и мою свободу, я имел право обратиться за помощью к Римской республике.

Я стоял на самом верху западного вала, прислонившись к частоколу, и смотрел вслед Кретосу, силуэт которого постепенно исчезал вдали. Он покинул лагерь верхом на старом, едва передвигавшем ноги осле. Я наблюдал за тем, как сгорбленная фигура купца превращается в черную точку на фоне бескрайней белой равнины.

У меня на душе стало легче, хотя я прекрасно понимал: теперь у меня появился заклятый враг. Но я тешил себя мыслью, что наши пути, скорее всего, больше никогда не пересекутся. А если богам и будет угодно, чтобы мы встретились вновь… Во всяком случае, я знал, что Рим на моей стороне, а значит, мог не бояться Кретоса. Действия римлян, решивших восстановить справедливость, в самом деле удивили меня. Они помогли мне. Меня вытащили из болота не кельты, не Верцингеториг или Думнориг, нет! Это сделали юристы Цезаря, его офицеры и префект.

Хотя всего лишь день назад я всерьез подумывал о том, чтобы отправиться в леса карнутов на созываемый каждый год совет галльских друидов, уже сегодня я не видел повода ехать туда. Какое мне дело до кельтских племен, если все зависит только от корыстных интересов вождей и князей? У меня не было ни малейшего желания сражаться за одного из своих соплеменников знатного происхождения. Разве хоть один из них когда-либо побеспокоился обо мне? Кто из кельтов попытался помочь мне стать друидом, несмотря на мое простое происхождение? Может быть, только Сантониг. Но любой кельт, рожденный в знатной семье, думал лишь о себе, о своих привилегиях и богатствах. Если разобраться, то наша знать ничем не отличалась от римских патрициев и всадников. Конечно, я не смог продолжить обучение на острове Мона и стать настоящим друидом не только потому, что наши вожди были против этого. Тут я не стану кривить душой и признаю, что, возможно, я слишком сильно люблю хорошее вино. А если бы пришлось выбирать между Вандой и священными стихами, то я, ни мгновения не задумываясь, отдал бы предпочтение своей возлюбленной, ведь она понимала меня и с удовольствием составляла мне компанию, когда я заливал свои сомнения и злость разбавленным красным вином, сделанным в Кампании.

— Да, — тяжело вздохнул я, — интересно, как сложилась бы моя судьба, останься я среди кельтов? Может быть, я должен всю жизнь благодарить их за то, что меня не утопили сразу же после рождения? Но они поступили так не из любви к ближнему. Просто мои соплеменники боялись, что могут залить водой жилище, избранное богами. Римляне открыли мне глаза. Рим! Именно Рим распахнул передо мной врата во вселенную знаний. Рим, а не наши всезнающие друиды! Здесь, в этом лагере, я стал друидом Цезаря! Именно среди римлян я добился уважения.

Криксос задумчиво слушал. Казалось, будто он пытается сделать выводы из сказанного мной и чему-нибудь научиться. Краем глаза я заметил, что Ванда и Криксос озабоченно переглядываются.

— Да что с вами такое?! — не выдержав, закричал я на Криксоса.

— Господин, мне кажется, что будет гораздо лучше, если ты сейчас же замолчишь, — прошептал он.

С недавних пор мне начало казаться, будто в зимнем лагере одного из легионов Цезаря находились все мои друзья: Ванда, Люсия, Криксос и все римляне. Да-да, именно римляне. Если честно, то я был несказанно рад данному факту. Но в то же время осознание этого обстоятельства сильно расстроило меня, потому что глубоко в душе я все еще оставался кельтом из племени рауриков. Несмотря на это, той ночью я окончательно перешел на сторону римлян. Я был по горло сыт кельтами.

На следующий день я подписал договор, в соответствии с которым брал на себя обязательство служить Цезарю в Галлии до тех пор, пока не истечет срок его пребывания в должности проконсула. Я принял окончательное решение и перешел на сторону Рима, прекрасно понимая, что тысячи галлов уже сделали то же самое.

Зима прошла спокойно; по крайней мере для нас, потому что в Галлии спокойных зим не бывает. На завоеванных римлянами землях жили около двухсот кельтских племен, и с наступлением зимы восемь легионов были не в состоянии противостоять им. Римляне никак не могли понять, почему народ, который практически без сопротивления покорился Риму, вдруг вновь решил восстать. Возможно, основная причина заключалась в том, что мы, кельты, превыше всего ценим свободу и ненавидим каждого, кто пытается накинуть на нас ярмо. Военные действия могли начаться из-за любого ничтожного происшествия. Например, в том случае, если какой-нибудь всеми уважаемый кельт знатного происхождения заявит во время одной из попоек, будто сама мысль о его сыне, который находится в заложниках у римлян, способна лишить его рассудка. После такой речи все присутствующие наверняка тут же заплакали бы, словно желая залить своими слезами всю землю. Затем их сердца наполнил бы гнев, воины схватились бы за оружие и тут же выступили бы в поход. Конечно, если бы были в состоянии ходить. Именно так или примерно так в Галлии начинались все многочисленные войны. Мы меняем свое мнение так же часто, как боги меняют погоду весной. Пока Цезарь сражался с восставшими венетами, которые полностью контролировали морское сообщение, а соответственно, и торговлю с Британией, я вместе с Фуфием Цитой отправился в оппидум карнутов Кенаб. Там личный поставщик Цезаря организовал главную контору, которая должна была управлять закупкой зерна во всей Галлии. К тому моменту Фуфий Цита продавал зерно только легионам проконсула. Хотя юридически он, как и раньше, оставался частным лицом, на самом деле он давно уже стал членом штаба Цезаря, его фрументатором, отвечавшим за снабжение войск продовольствием. Поэтому для меня не было ничего удивительного в том, что в канцелярии Цезаря мне отдали приказ ехать вместе с Цитой, чтобы обустроить в оппидуме карнутов нечто наподобие удаленного от остальных лагерей поста, отвечающего за доставку корреспонденции. Ведь Кенаб находился за пределами территории, на которой велись военные действия.