Слева, над плечом пана Бербелека висит горящий Юпитер. Планета с размерами в половину Луны, с этого расстояния громадная словно африканское Солнце, горит уже пять часов. В нее попал рикошет исключительно мощного пыровника, из-за него на ее поверхности взорвались алкимические трансмутации, постепенно охватывая короной пурпурного огня весь Юпитер — от полюса до полюса. Этого астромеканики Госпожи не предвидели; Юпитер — это спутавшийся узел этхеро-гидоровых и этхеро-гесных цефер, никто не мог предполагать, что это все загорится. Теперь за ним тянется искривившийся хвост пламени, длиной в тысячи стадионов. Астромеканики Лабиринта явно открыли сейчас причину происхождения комет. Жар Юпитера распространяется сквозь этхер скорыми волнами, от которых икаросы морщатся и жухнут. В этих сферах и так крайне мало архе аэра, небольшой аэромат надувает сейчас в ноздри пана Бербелека едкую смесь бедных воздухом цефер.

Битва идет на пространстве сотен стадионов, так что не видна смерть отдельных солдат и разрушение каждого отдельного судна, не видны даже сами столкновения — только их промежуточные результаты. Когда сквозь этхер бьет пыровник, на мгновение цвета всего окружающего становятся обратными себе, и горячая белизна поражает зеницы. После этого приходит грохот и удар сухого пыра, сбивающий гыппырои с их эпициклов и ломающий скелеты икаросов. Астромеканики ведут обстрел вдоль границ аур кратистосов, с внешних сторон — вовнутрь захлопнувшегося Цветка. Правда, иногда математики неба ошибаются в своих подсчетах, а может это адинатосы искривляют в собственной морфе траекторию Огня, и звездная молния пробивает пространство битвы навылет, поражая людей, ведущих наступление с противоположной стороны. Сразу же перед тем, как покинуть «Мамеруту», до пана Бербелека дошло известие, что именно таким образом был поражен корабль, несущий Свято вида, вся армия кратистоса стала добычей адинатосов — пан Бербелек на мгновение обращает взгляд на созвездие Быка — именно там должны на место Свято вида войти соседствующие Силы: Короля Бурь и К’Азура. Если кто считал, будто бы удачное замыкание Цветка означает викторию, тот ошибался: если арретесовый кратистос не погибнет, подобный глубокий прорыв человеческих кратистосов в его морфу может закончиться превращением Лунного Флота во Второй Арретесовый Флот.

Тем временем, цветок замкнут уже настолько плотно, что короны кратистосов находят одна на другую, проникая в себя. Некоторые отступают, чтобы не сражаться один против другого. Курс «Мамеруты» был избран таким образом, чтобы пан Бербелек влетел в центр Арретосового Флота под антосом Госпожи.

Цветок захлопнулся так плотно, что пан Бербелек может невооруженным глазом видеть флот адинатосов, и он уже не представляется всего лишь волокнистым клубком теней на фоне звезд. С момента загорания Юпитера, пространство битвы залито шершавым, ржаво-кровавым сиянием; каждый объект обладает двумя формами: до-юпитерианской, в которой мерцает всеми оттенками багрянца; и после-юпитерианской, в которой плавится в темную массу без четких краев.

Пан Бербелек планирует в пасть карминового левиафана, левое крыло пламенно горит, правое крыло — в тени.

Флот Искривления в Форме Иллеи Коллотропийской проявляется в виде лавы геометрических китов, величиной в множество стадионов звездных рыб с округлыми челюстями из разогнанной ураноизы. Киты плюются из-под мозаичных жаберных щелей спиралями пыра, которые сжигают пикирующих на чудища гыппырои; рытеры же распарывают их брюха из магмы, делая разрезы в соответствии с параллельными эпициклами. Та же самая часть Искривленного Флота, когда проходила через антос Маузалемы, явился глазам экипажа «Мамеруты» хрустальным лесом-городом со структурой, соответствующей капиллярным линиям Маузалемы. А перед тем это был рой космических ифритов. Еще ранее — его вообще нельзя было описать.

Двадцать, восемнадцать, семнадцать стадионов, воронка звездно-рыбьей пасти нарастает перед паном Бербелеком. Понятное дело, что это всего лишь поверхность Искривления, так выглядит то, что вообще выглядит. Но пану Бербелеку необходимо добраться до самой средины. Здесь Госпожа проникла глубже всего, здесь Всадники Огня ударили самым широким клином. Убитые адинатосы (и вообще, адинатосы ли это? Может, их корабли? Были ли они убиты или только выпихнуты из агрессивной морфы?) спадают с юпитерианских эпициклов в нижние сферы. Пан Бербелек пролетает мимо тромбов подвергнутой пытке Материи, ни живой, ни неживой, ни человеческой ни нечеловеческой. А вот от гыппырои он не найдет даже трупов, убитые рытеры пыра моментально сгорают, превращаясь в облака пепла. Пан Бербелек размышляет над тем, какие из бесчисленных, секундных вспышек, пронзающих точками темноту высокого неба, означают смерть Всадника. От рытеров остаются черные крылья, тут же подхвачиваемые мчащимся этхером, и расстроенные, распадающиеся доспехи.

Один раз ему кажется, что сквозь грохот сражения и визг рассекаемой ураноизы слышит он крик гыппыреса, поворачивает голову в ту сторону — бескрылый язык пламени в форме человека спадает в Сколиозу — тррреск! — ближайший пыровник прожигает черно-алое небо — когда темнота возвращается, пан Бербелек уже не уверен, видел ли он что-либо.

Семь, шесть, пять стадионов; здесь гыппырои Гиерокхариса разогнали стаю трехосных акул, теперь на этих орбитах повисли тучи спиральных зубов из цефер всяческих стихий. Пан Бербелек пробивается сквозь облака свободных клыков с хрустом, от которого волосы становятся дыбом и слезятся глаза под маской аэромата. Всякий прокол икаросов он чувствует как щипок кожи на спине, но вскоре боль делается невыносимой. Тогда он задерживает кругоплечник и вырывает из кольчуги меч Сколиоксифос. После первого же удара туча зубьев распускается каплями в желто-зеленый туман, сквозь который пан Бербелек пролетает уже без проблем; мгла воняет протухшим маслом.

Два, один — он влетает в пасть левиафана. Справа видит вонзившееся в стенку гортани черное крыло с узором отряда Гиерокхариса, в туше адинатоса еще рычит серебристый круго-кираса ставшего пеплом рытера.

Хотя и замкнутый в звездно-рыбьем туннеле, пан Бербелек мчится все быстрее и быстрее. Здесь уже Форма Иллеи слабеет. Гортань левиафана, вместо того, чтобы сужаться, расширяется. Пан Бербелек еще больше распластывает крылья. Пролетает мимо газового осьминога в обручах кривой ураноизы. Только через какое-то время до него доходит, что это один из Всадников Огня, забравшийся слишком далеко.

Под ногами пана Бербелека грохочет очередной пыровник, астрономическая молния чистейшего Огня прорвалась сквозь тушу какого-то из левиафанов. Здесь, на человеческих глазах, Огонь плавится в густое молоко, которое широкой рекой разворачивается по небосклону и всасывается в сосок каменной свиньи, из ушей которой раздаются…

Пан Бербелек рубит башку астрокабана. Голубые перья облепляют икаросы. Молоко поет женским голосом, после каждой строки взрываясь истерическим смехом. Сияние Юпитера уже не багровое, но черное. Перед паном Бербелеком открывается этхерная мозаика пятибочных квадратов, лабиринт ураноизы, кружащей по прямым углам.

Пан Бербелек начинает считать. Один, два, три, четыре, пять, шесть, семь, восемь, девять, десять, одиннадцать, двенадцать, тринадцать, четырнадцать, пятнадцать, шестнадцать, семнадцать, восемнадцать, девитнацать, дваинадцать, дваинацать один, двеинацеть два, двеинацеть тржи, двеинацать жчечире, двенежцаць вдзяць, нацать два десятки пцяць, пцяцьдисткпсяць, бзяць, бзяць, бзяць; ннехррошо.