Пан Бербелек плытвет сквозь прорывы шчерноты, каждый проворот несет его в более густую шчерноть, пространство, выстранство и расстранство быстро выплескиваются своими звездами; пан Барбилек пытается вы определить источник этой ослепительной тьмы, что заилила его уже до пояса, до грудти, ноги увязли сильно, он не способен пошевелить ни передней, ни задней, не прайдеть ни щагга дальше, хррруупс — лопнули кости икаросов, оторвались хрыльтья, айтхер, скютчиваетца, когда пан Блебелек стойнет от боли.

Он бьет мьечом в шчирнату, и это на мхнавение помогает, наполовину освобожденный пан Бербелек вновь направляется к водавароту этой белостяючей стъянности, откуда неустанно выблевываются цвесты. Ебо полно цвестов различной красоты, звукотканей, запахов, квасок и веса. Заокрытое и разозамкнутое одновременно, оно обманывает пана Бербелека несуществующими направлениями, иму хтелоць бы плыть цуда вцуда и заотцуда, токи плывет только в одном возможном направлении: вот новый низ, новая стредина и новый сцентыр мира. Непонятно, когда: он проплышел грданицы Форм — и чийчас падает.

Падает, падает, падает, размывамахивая руками и ныгами; Сголиоквикзыс бьет по выдзелениям без-материи; бан Блебелек разъехиватца на плету, он не способен удержать падения, падает, падает, падает; и при тым могджед взанзить Зголиохфикзыс в себя, хоцьбыто его и порубила бы, неупалобысам в жестокоздь кракрадистоса, тойки и на это нет врейменни, в боледе кржужаца в бумме банабалебелека паздедние мыцели:

— Бзець! Бзецетва! Бзейцецьи! Црицирас! Цритцитва! Чрицысетмь! Чрицытепять! Цорох! Цорохорас! Цорох тваз! Цорокотхири! Цорок стыри! Сорох мьять! Ссор рок шессть! Ссорок сем! Ссорок восемь! Соррок двять! Пятьдесят!

Он упал; кулак пана Бербелека упал в пятидесятый раз. Сражался вслепую, поскольку это было первым его инстинктом, раз ничего не думал, не осознавал и почти что не жил: только сопротивление. Сопротивление, драка, уничтожение, унижение врага. Тут же к нему вернулись мотивы, намерения и цели, все то, что требует времени на размышления, позволяющее различить то, что раньше и что потом.

Так что, вначале он поднял Сколиоксифос, а затем им ударил, уже не обнаженным кулаком, с которого был сорван весь этхер и шкура, но Мечом Деформы:

— Раз! Два! Три! Четыре!

Теперь вернулось и пространство, вернулось различие того, что бьет и во что бить, резкий и четкий раздел на пана Бербелека и весь остальной мир. Пан Бербелек сек Сколиоксифосом в атомозернистокомковостеногору…

Он отвел взгляд — теперь он был способен отделит зрение от остальных чувств — осмотрелся по сторонам. На его глазах, с каждым мгновением, проявлялись все более известные ему Субстанции — он не задумывался, как такое возможно, ему не казалось подозрительным, как под его взглядом тяжкая Сколиоза конденсировалась в Формы, которые уже был способен указать и назвать: пол, стены, окна, огонь, вода, свет, тень, пепел, шар, трубы, пирамида, пламя, волосы, звезды, крыло, решетка, перпетуум мобиле, трость, веревка, цепь, скульптура, стол, светильник, амфора, трон, шелк, ковриг, кровь.

Кровь текла все более широким потоком, смешивалась с кровью пана Бербелека, теперь он слышал нечто вроде хрипящего дыхания, наполовину звериное, наполовину меканическое, дыхание горячих мехов. В этом ритме вибрировало все помещение, плоскости, пол, на котором стоял и окружающие мозаики света и тени, и сам воздух, жирный аэр, лепящийся к горлу и носу. Это уже конец, рука болела от замахов тяжеленным Сколиоксифосом, тот, чужой, перестал хрипеть, это уже конец. За окном восходит дымящийся Юпитер, я вижу на звездном небе тени икаросов гыппырои, они все ближе и ближе, вновь тот самый момент, когда стою в комнате побежденного кратистоса. Двадцать три, двадцать четыре, двадцать пять. Он глубоко вздохнул, помигал. Культей левой ладони оттерев заливающую глаза кровь, повернул голову, поднял глаза. И споследним ударом кривого лезвия пан Бербелек понял, что за выражение было на лице умирающего адинатоса.

декабрь 2002 — июнь 2003 г.

Перевод: MW — май 2010 г.