Она встала, и люди расступились.

Денни, будто очнувшись ото сна, неловко сполз с перил и, крутя головой и моргая (на остальных и Шкета равно), пошел за ней следом.

Денни ушел, и толпа сомкнулась.

– Когда оно сядет… – начал прыщавый скорпион.

Шкет и те двое, что держали его за руку, оглянулись.

На губах у него запеклась белизна. Веки без ресниц порозовели и набрякли.

Те двое отвернулись.

– Когда оно сядет совсем, никакого, блядь, света больше не будет… никогда. – Он потряс головой, пошаркал сапогами, покачался на пороге. – Кромешная, сука, чернота… во как!

Они ушли, подумал Шкет. Совсем никакого света?

Спустя пятнадцать минут, когда оно село окончательно, небо вновь привычно посерело.

Он проснулся… один?

Кто-то лез на антресоли.

Шкет мучительно выбирал между грезами и… прочим. Потому что все ушли из дома, где фрески, и убрели назад в гнездо. Милли бесцельно болтала с ним на улице по пути с холма, в основном удивлялась, что он и есть тот самый Шкет, про которого все говорят, и как ей приятно знать, что она его знает, а потом он решил, что она его клеит, и разозлился.

– Пошла нахуй, блядь безмозглая! – заорал он посреди улицы и сделал вид, будто хочет ей врезать.

Она убежала; он громко хохотал, пока не начал спотыкаться. Подвалил Саламандр, похлопал его по плечу, тоже смеясь.

– Вот и мне она не по нутру. Ёпта, хочешь – возьми из моих кого…

Он все смеялся, чтобы не пришлось разговаривать, с совершенно маниакальной гордостью думая: уже, я уже взял…

– Шкет, ты как? – Уши Денни подсвечивало сзади и снизу. А лицо во тьме.

– Ага?..

Денни залез.

– Там готовят еду, – и на этом слове Шкет ее почуял, – в кухне. Кошмар и Леди Дракон только что вернулись. Спишь?

– Иди, – и на этом слове Денни, сплошь плечи, и подбородок, и локти, втиснулся ему под бок, – сюда. Ага. – Он обнял эти теплые угловатые формы и полежал, чуя масло и жаркую растительную вонь, в которой не обнаружил ничего похожего на знакомую еду; но ему все равно понравилось.

– У Ланьи хороший дом, – сказал Денни.

– Да? – Шкет подумал: он такой легкий; а углы острые. – Опять ее трахнул?

– …Ага, – сказал Денни. – У нее в комнате, у нее в доме. По-моему, это ничего.

Шкет удивленно открыл глаза. Потолок в темноте исчертили трещины.

– А. – Он сдвинул Денни вбок. – У тебя сил побольше моего. Я, как сюда вернулся, устал.

– У нее хороший дом, – повторил Денни. – Очень хороший.

– Почему она захотела уйти? – Он потыкал шершавый подбородок – чесалось.

Денни заерзал, устраиваясь поудобнее.

– Сказала, что у нее занятия. – И снова поерзал.

– Какие занятия?

Перевернутая Г вдоль края жалюзи наконец-то вечерне потемнела.

– Ее малышня. Она за целым классом малышни присматривает, знаешь. Им лет восемь или девять. Черные в основном.

– Нет, я не знал. – Он надул губы над зубами. Ну, он же и правда мало с ней виделся. Сколько дней прошло? Она говорила, что у нее теперь дом, точно. – Я не знал.

Он нахмурился Денни в макушку.

– Мне она нравится, – сказал Денни. – Мне она ужасно нравится. – Его лицо выглянуло из-под волос. – Знаешь, по-моему, я ей тоже нравлюсь.

– Пожалуй, да, – сказал Шкет. – И у нее были… занятия?

– Нет, – ответил Денни. – Не при мне. Она собиралась. Но мы опять стали ебстись. Ну, трахаться, да? Сказала, что пойдет, когда я уйду. Если не уснет. Она, по-моему, сильно устала.

Шкет опять поглядел в потолок:

– И давно у нее эта малышня?

– Пару недель, – сказал Денни. – Это она так сказала. Сказала, что ей нравится. Они собираются где-то недалеко от ее дома. Очень хорошо.

– И как было? – Пару недель? От изнеможения он даже расстроиться не смог.

– Очень хорошо. – Волосы Денни зацепились за Шкетов подбородок.

– Выходит, и ты на что-то годишься, хуесос. Эй! – Шкет подобрал мускулы ноги под твердеющим пахом Денни. – Не, чувак. Отъебись. Я сейчас не хочу.

Денни поднялся на четвереньки:

– Ты тогда сходи поешь. У них там не очень много. Всё съедят.

Шкет сел, кивая:

– Да, пошли.

Он сполз вниз, как во хмелю, остановился в дверях.

Почему (наблюдая, как спускается Денни) ему она все рассказала про новый дом и про занятия, а мне нет? Почему я не спросил? – ответил он сам себе. Все-таки удалось над этим улыбнуться.

– Пошли. – И Денни повел Шкета за локоть.

На полпути по коридору Шкет цыкнул и локоть убрал. Потянул осторожно; но рука Денни мигом отпрыгнула, в испуге и предчувствии, отчаянно и одичало. Толком на Шкета не глядя, Денни отступил и пропустил его вперед.

– Господи боже! – воскликнул Кошмар, обернувшись с полной тарелкой в руках – сначала взмахнул вилкой, затем подцепил кусок. – Ничё себе сегодня, а? Рехнуться. – Набив рот, он продолжал говорить, роняя крошки. – Мы слыхали, как ты ниггеров прогнал. Эй, – он указал на Леди Дракон, сидевшую под стеной, – слыхали мы, что он с ниггерами этими сделал.

– Да ёпта, – сухо ответствовала Леди Дракон и лишь краем глаза покосилась на Шкета. – Пускай, сука, делает с ниггерами что хочет.

– Я даже не знал, что они в том доме живут, – сказал Шкет.

Леди Дракон сунула в рот еще кусок.

– Ёпта, – повторила она и кончиком ложки порылась в куче еды на тарелке.

– Дайте им пожрать, – крикнул Кошмар в кухню.

– Малыш! – заорала Леди Дракон; плечи у нее затряслись; своих занятий никто не бросил. – Адам! – Слова она швыряла, как гранаты. – Принесите им жратвы!

– На! – Малыш, по-прежнему голый, протолкался сквозь толпу в дверях, выставив перед собой (рискованно) дымящиеся тарелки. – Твое.

Шкет решил не обращать внимания на грязный палец, воткнувшийся в, очевидно, рагу из консервированных овощей (он выудил оттуда захороненную вилку; посыпались кукуруза, горошек, бамия) и (он попробовал) мяса. («Спам»?) Другую тарелку Малыш отдал Денни. Ушел и вернулся с тарелками для помалкивающих Собора, Джека-Потрошителя, Разора.

Саламандр, которому еды пока не досталось, смотрел с дивана – улыбнулся и кивнул, когда Шкет на него глянул.

– Держи. – Адам сунул Саламандру тарелку. Тот взял, отсалютовал Шкету вилкой с погнутыми зубцами, опустил плечи и принялся наворачивать.