гадая, было ли то, что осталось от Дайю, где-то там, возможно, ее кости давно обглоданы дочиста, запутались в порванной рыболовной сети, ее череп мягко перекатывался по морскому дну, когда волны накатывались далеко наверху. В этом случае “я могла бы остановить это” означало “Я могла бы остановить ее требование поехать на море” или “Я могла бы перестать делать все, что она мне говорила”.

Брось это.

Ладно, спорил он сам с собой, но где доказательства, что это не совпадение?

Общий знаменатель. Джонатан Уэйс.

Это не доказательство. Это часть совпадения.

В конце концов, если Уэйс планировал убийство падчерицы, чтобы заполучить четверть миллиона фунтов, которые Дайю стоила мертвой, зачем было поручать Шери отвезти ее именно на то место, где погибла его первая жена?

Потому что что убийцы — существа привычные? Потому что, успешно убив однажды, они и впредь придерживаются того же способа действий? Может быть, Уэйс планировал наглый двойной блеф перед полицией? Если бы я собирался утопить ее, зачем бы я это делал здесь? Мог ли Уэйс быть настолько высокомерен, чтобы подумать, что он может очаровать всех и заставить поверить, что все это было ужасным поворотом судьбы?

Вот только с этой теорией тоже была проблема: смерть первой миссис Уэйс действительно была несчастным случаем. Свидетельство Джорджа подтвердило показания Эбигейл: Уэйс не был в воде, когда тонула его жена, и сделал все возможное, чтобы спасти ее. Разве что… Наблюдая за тем, как волны разбиваются о кремни внизу, Страйк задумался, можно ли вызвать у кого-нибудь эпилептический припадок. Он достал из кармана записную книжку и записал в нее напоминание о необходимости разобраться в этом вопросе. Затем он снова посмотрел на море, откладывая момент, когда ему снова придется идти, и думая о Шери Гиттинс.

Девушка, которая несколько лет спустя так глупо довела своего вороватого парня, вооруженного ножом, до аптеки при свете дня, и которая была достаточно болтлива, чтобы сказать Леонарду Хитону “Я могла бы это остановить” возле здания суда, не была вдохновительницей. Нет, если исчезновение Дайю и было спланировано, Страйк был уверен, что Шери была скорее инструментом, чем архитектором заговора.

В животе у него громко заурчало. Он устал, проголодался, и его нога все еще болела. Меньше всего ему хотелось возвращаться в Лондон этим вечером. Неохотно отвернувшись от моря, он пошел обратно по своим следам и, свернув на Гарден-стрит, заметил огромный и довольно уродливый отель из красного кирпича, выходящий фасадом на пирс. Соблазн зарегистрироваться усилился при виде паба “Кингз Хед” с мощеным пивным садом, расположенного на Хай-стрит слева от него. Задний вход в отель “Де Пари” из красного кирпича (почему Париж?) расположенный прямо напротив пивного сада, манил к себе.

К черту.

Ночевку он объяснит придирчивому бухгалтеру агентства тем, что был задержан в ходе расследования. В “Кингз Хед” он просмотрел меню на стойке бара и заказал пинту пива Doom Bar и гамбургер с картошкой, оправдывая последнее семью предыдущими днями правильного питания.

В сыром пивном саду было безлюдно, что вполне устраивало Страйка, поскольку он хотел сосредоточиться. Устроившись за столиком с электронной сигаретой, он достал мобильный телефон и принялся за работу. Поискав общественные открытые бассейны в окрестностях дома детства Шери, он нашел один в Херн-Хилле. Не забывая о том, что ее юношеская карьера в плавании проходила под именем Карин Мейкпис, Страйк продолжал гуглить, и наконец на четвертой странице результатов поиска нашел то, что искал: старую фотографию команды по плаванию, состоящей из мальчиков и девочек, размещенную на странице Facebook женщины по имени Сара-Джейн Барнетт.

В центре фотографии стояла девочка лет одиннадцати или двенадцати, в пухлом лице которой Страйк узнал хитрую улыбку подростка, впоследствии известного как Шери Гиттинс. Под фотографией Сара-Джейн написала:

Счастливые воспоминания о старом Броквелле! О, как бы снова быть в такой форме, но в 12 лет это было проще! Слева направо: Джон Кертис (который нам всем нравился!!!), Тамзин Коуч, Стюарт Уайтли, Кэрри Мейкпис, искренне ваша Келли Пауэрс и Рис Саммерс.

Теперь Страйк открыл страницу Кэрри Кертис Вудс на Facebook, которая все еще не приняла его просьбу о подписке. Однако теперь он знал, что Шери когда-то тоже звали Кэрри, и, что еще лучше, у нее была причина, по которой она могла выбрать псевдоним “Кертис”: в знак уважения к своему детскому увлечению.

Покончив с гамбургером, чипсами и пинтой пива Страйк вернулся на парковку и взял небольшой рюкзак с зубной щеткой, пастой, чистым бельем и проводом для подзарядки телефона, который он хранил в багажнике своей машины на случай непредвиденных ночевок, а затем пешком вернулся в отель Де Пари

Он мог бы предсказать интерьер по внешнему виду: в высоких арках, хрустальных люстрах и крутой лестнице вестибюля чувствовалась величественность, Но в пробковой доске объявлений, на которой была напечатана ламинированная история отеля, ощущался запах молодежного общежития. Не умея оставить вопрос без ответа, Страйк заглянул в нее и узнал, что отель был основан человеком, семья которого бежала из Франции во время революции.

Как он и надеялся, ему удалось снять одноместный номер, но, как он и предполагал, что было неизбежно в летний сезон, он не имел вида на море, а выходил на крыши Кромера. Сознательно ища хорошее, он отметил, что в комнате было чисто, а кровать казалась удобной, но теперь, когда он оказался внутри нее, окруженный той же желто-красной цветовой гаммой, что и вестибюль, он почувствовал клаустрофобию, что, как он знал, было совершенно иррационально. За время своего детства и службы в армии он спал в машинах, в палатках на твердой земле, в сквотах, в этом чертовом ужасном сарае на ферме Чепмена и на многоэтажной автостоянке в Анголе: у него не было причин жаловаться на вполне адекватный гостиничный номер.

Но когда он повесил куртку и огляделся по сторонам, чтобы определить, сколько средств балансировки имеется между кроватью и ванной комнатой, по которой ему придется передвигаться на одной ноге следующим утром, депрессия, с которой он боролся весь день, навалилась на него. Опустившись на кровать, он провел рукой по лицу, не в силах больше отвлечься от двух причин своего плохого настроения: Шарлотты и Робин.

Страйк презирал жалость к себе. Он был свидетелем серьезной бедности, травм и лишений, как в армии, так и во время своей карьеры детектива, и верил в то, что нужно ценить свои благословения. Тем не менее, полуночные угрозы Шарлотты не давали ему покоя. Если она выполнит их, то последствия будут не