Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Открылась боковая дверь, и в каюту вошла женщина в одежде мага Орески.
— Они говорили правду, мой принц. Коратан поднял брови.
— И хорошо, что так. Явившись сюда, вы могли быть обвинены в предательстве.
— У нас и в мыслях такого не было, господин. Твоя мать послала меня, чтобы я давал советы Клиа насчет ауренфэйских обычаев. Позволь мне сделать то же и для тебя.
Ничто не имеет здесь большего значения, чем честь и интересы семьи. Ты в полном праве явиться в Гедре и потребовать возвращения Клиа. Если мы правильно разыграем свои карты, может быть, мне даже удастся добиться некоторых уступок, ради которых было отправлено посольство. Но позволь тебя предупредить: силой ты ничего не добьешься. Если кто-нибудь догадается, что ты явился, чтобы напасть, твои корабли запылают еще прежде, чем ты увидишь берег. Так что мы, возможно, спасаем и твою жизнь тоже.
— Так, значит, ты собираешься торговаться в мою пользу?
— По крайней мере в Гедре. Думаю, Риагилу мы можем доверять. Он способен добиться для тебя разрешения посетить Сарикали, но у него недостаточно влияния, чтобы склонить на твою сторону лиасидра. Меня, после всего, что я сделал, никто и слушать не будет. Тебе нужна помощь Адриэль.
— Проклятие, я способен и сам высказать свои претензии, — прорычал Коратан. — Я наместник Скалы и родич женщины, которую они пытались убить.
— Если ты не будешь претендовать на родство с кланом Боктерса, это все не будет иметь никакого значения, — ответил Серегил. — Кровная связь — твой козырь, господин, как козырь и для Клиа. Позволь Адриэль извлечь из нее все, что только можно. Конечно, может статься, что лиасидра откажет тебе в разрешении посетить Сарикали. Что бы ни случилось, мы с Алеком должны туда добраться, чтобы представить найденные нами свидетельства против Акхенди.
— Лиасидра станет слушать тебя, а меня не станет? — недоверчиво протянул Коратан. — Это что, еще одна твоя рискованная игра?
— Да, господин, именно так, — вмешался Алек. — Возвращаясь, он рискует жизнью. Если ты все еще сомневаешься в нашей лояльности…
Серегил бросил на юношу предостерегающий взгляд.
— Думаю, то, кого наши доказательства очистят от подозрений, а кого — обвинят, будет достаточным свидетельством нашей чести, господин.
Коратан снова бросил на Алека пренебрежительный взгляд, ясно говоривший, что он считает того всего лишь слугой, которому положено помалкивать.
— Мне известно, на каких условиях тебе было позволено вернуться, Серегил, и что значит нарушение этих условий. Не слишком ли большие жертвы ты приносишь ради страны, которую покинул два года назад и царице которой явно не доверяешь?
Серегил поклонился.
— Со всей почтительностью позволь тебе сказать, что мы делаем это ради Клиа и ради себя самих. И если бы мы с Алеком покинули Скалу, как ты изволишь это называть, мы не участвовали бы в посольстве. Так что теперь, я надеюсь, мы понимаем друг друга.
— Понимаем, — ответил Коратан с легкой улыбкой, от которой у Алека сжалось сердце. — Я вполне оценил проявления вашей преданности.
— Я ему не доверяю, — прошептал Алек, когда они снова поднялись на палубу и принц не мог их слышать. — Да и ты хорош! Ты практически оскорбил царицу в его присутствии!
— Эта его правдовидица все еще торчала за дверью, и к тому же сомневаюсь, что я сказал ему что-то, о чем он до сих пор не догадывался. Он понимает, что затевать нападение было глупостью; я же показал ему, как можно выкрутиться, да еще и извлечь выгоду.
— Если нам удастся вернуться в Сарикали… — Алек начал загибать пальцы, перечисляя свои сомнения. — Если гедрийцы или акхендийцы не прикончат тебя ради дружбы с Хаманом, прежде чем мы туда доберемся; если лиасидра поверит нам — да и то если мы действительно правы насчет акхендийцев…
Серегил обнял его за плечи.
— Давай решать по одной проблеме зараз, тали. Сюда-то мы добрались, верно?
Бека дождалась наступления ночи, прежде чем выйти на главную дорогу. Девушка была голодна, замерзла, нога у нее болела. Чтобы сохранить бодрость и отвлечься от вопросов, на которые не находилось ответов, она тихонько напевала себе под нос все баллады, какие только могла вспомнить.
Незадолго до полуночи она добралась до деревни, где и украла лошадь. С самого прибытия в Ауренен Бека не видела ни одной собаки.
«Вот и хорошо, раз уж я стала воровкой», — подумала она с лукавой улыбкой, выводя коня на дорогу.
Когда они удалились от деревни достаточно, чтобы стук копыт не был там слышен, а до Беки не долетела стрела, девушка вскочила на лошадь без седла, ухватилась за гриву и ударом пяток пустила своего скакуна рысью, надеясь за неимением поводьев управлять ногами. Конь послушался, и Бека, чуть не рассмеявшись от облегчения, перешла на галоп.
В следующей деревне она украла с веревки сушившиеся тунику и сенган в надежде стать менее заметной: свои длинные рыжие волосы она спрятала, соорудив, насколько сумела, похожий на ауренфэйский тюрбан.
На рассвете Бека решила, что, если ничего не случится, за день доберется до города. Ехать по главной дороге было рискованно, но беспокойство Беки росло: ее место — рядом с Клиа.
Гнедая кобыла оказалась прекрасным скакуном. Должно быть, здесь конокрадство — прибыльное занятие, решила Бека, раз случайно украденная в темноте лошадь может поспорить с лучшими конями в конюшнях скаланской аристократии.
Когда рассвело, на дороге Беке стало попадаться все больше встречных, но люди были заняты собственными делами и не интересовались бедным босоногим путником. Когда навстречу ехали группы всадников, Бека сворачивала и пряталась за деревьями, пока дорога снова не становилась пустынной. Девушка часто посматривала назад, но никто не мчался ей вслед, так что погони, похоже, можно было не бояться.
Эти уловки хорошо служили Беке до середины дня, пока дорога не достигла глубокого ущелья. За поворотом не более чем в сотне ярдов девушка увидела отряд вооруженных всадников, галопом скачущий ей навстречу. Скрыться было негде, если только не повернуть назад, а это наверняка показалось бы подозрительным.
По крайней мере всадники носили цвета Акхенди, с облегчением заметила Бека. Свернув на обочину, она продолжала ехать ровной рысью, моля богов, чтобы отряд продолжал скакать цепочкой и она не оказалась слишком близко от кого-то из акхендийцев.
Бека уже почти разминулась с отрядом, когда один из воинов неожиданно подскакал к ней и сорвал сенгаи. Рыжие волосы рассыпались по плечам девушки, выдав ее, как выдала бы скаланская военная форма.
— Это та самая скаланка! — заорал парень. Выхватив меч, он занес его над Бекой.
Девушка припала к шее лошади, покрепче вцепилась в гриву и изо всех сил ударила коня пятками. Кобыла рванулась вперед и взвилась на дыбы, когда двое всадников развернулись, чтобы преградить Беке дорогу.