Когда земля превратилась в алкоголь? До того как «Ю-текс», «Хайгро» и все остальные так вовремя там объявились? Ты ждал в доках, когда привезли семена, ты видел, как они сидели за своими крепкими заборами и прятались за спинами охранников, дожидаясь, когда придут люди с деньгами, чтобы их купить? Я не намерен вести дела с такими типами. Да плевал я на него, на твоего производителя калорий. Пусть его забирают черти из «Пур-калорий», вот что я тебе скажу.

* * *

Город оказался именно таким, каким его описал Шрирам. Трехгранные тополя и ивы боролись за пространство на берегах реки, где над водой вздымались отдельные опоры моста. Лалджи и Крео смотрели вверх на ржавеющие конструкции, паутину проводов, стали и бетона, медленно осыпающихся в реку.

– Как ты думаешь, сколько денег принесет сталь? – спросил Крео.

Лалджи закинул в рот пригоршню семечек, обработанных защитными препаратами, и принялся щелкать их зубами. Шелуху он выплевывал в реку.

– Не слишком много. Потребуется огромное количество энергии, чтобы разрезать ее, а после расплавить. – Он покачал головой и снова выплюнул шелуху. – Напрасная трата энергии – изготавливать подобные сооружения из стали. Лучше использовать твердое дерево фастджен, всепогодные сорта.

– Но только не для такого расстояния. Теперь это невозможно сделать. Ну разве что в Де-Мойне. Я слышал, они там сжигают уголь.

– У них электрический свет горит всю ночь и есть компьютеры величиной с дом. – Лалджи пренебрежительно махнул рукой и занялся лодкой. – Кому нужен теперь такой мост? Напрасная трата ресурсов, да. Паром и быки с легкостью решают все проблемы.

Он спрыгнул на берег и начал подниматься по осыпающимся ступенькам. Крео последовал за ним.

Когда они выбрались наверх, их глазам открылась окраина города. Дома, которые выросли на этом берегу реки еще в те времена, когда люди ежедневно ездили в центр с окраин и обратно, когда бензин стоил дешево, теперь неуклонно разрушались. Город отбросов, построенный из отбросов, столь же зыбкий и ненадежный, как вода, перестал существовать, когда стоимость переезда с места на место стала слишком высокой.

– Проклятье, что за место такое? – пробормотал Крео.

Лалджи цинично улыбнулся и кивком указал на зеленые поля за рекой, где сои-про и хайгро тянулись до самого горизонта.

– Колыбель цивилизации, верно? «Агроген», «Мидвест гроуэрс груп», «Пур-калории» – все владеют там полями.

– Да? И тебя это возбуждает?

Лалджи повернулся и посмотрел на цепочку барж, медленно плывущих по течению, – отсюда, с высоты, они уже не казались огромными.

– Если бы мы сумели превратить их калории в джоули, происхождение которых невозможно отследить, то стали бы богатыми людьми.

– Продолжай мечтать. – Крео глубоко вздохнул и потянулся. – Я теряю форму, когда так долго плаваю на лодке. Мне следовало остаться в Новом Орлеане.

Лалджи насмешливо приподнял брови:

– Разве ты не получаешь удовольствия от нашего путешествия? – Он указал на противоположный берег реки. – Где-то там, возможно именно на этих акрах, парни из «Агрогена» создали сои-про. И все считали их гениями. – Лалджи нахмурился. – Но появились долгоносики, и людям стало нечего есть.

Крео скорчил гримасу:

– Я не сторонник теории заговоров.

– Тебя еще на свете не было, когда это произошло. – Лалджи повернулся и повел Крео через развалины. – Но я прекрасно помню: никогда раньше подобного не случалось.

– Монокультуры слишком уязвимы.

– Басмати не был монокультурой! – Лалджи махнул рукой в сторону зеленых полей. – Сои-про – это монокультура, пуркал – монокультура. Монокультуру создали генхакеры.

– Как скажешь, Лалджи.

Лалджи взглянул на Крео, пытаясь понять, возражает он ему или нет, но Крео не отрывал глаз от развалин, и Лалджи решил прекратить дискуссию и начал считать улицы, двигаясь в указанном направлении.

Проспекты оказались невероятно прямыми, абсолютно одинаковыми и такими широкими, что по ним могло пройти стадо мегадонтов и проехать двадцать рикш на велосипедах, выстроившихся в шеренгу, и это был только пригород. Лалджи включил воображение, пытаясь представить масштабы прежней жизни, но ничего не вышло.

Группа ребятишек наблюдала за ними из дверного проема обвалившегося дома. Половину бревен местные растащили, другую разбили, и куски дерева торчали из фундамента, точно скелет крупного животного, плоть которого давно сошла.

Крео показал им пружинное ружье, и детвора разбежалась.

– Что мы здесь забыли? Ты получил наводку на партию антиквариата?

Лалджи пожал плечами.

– Брось, через пару минут мне придется тащить эту штуку. Кончай скрытничать.

Лалджи посмотрел на Крео:

– Тебе будет нечего тащить. Речь идет о человеке. Мы ищем одного типа.

Крео недоверчиво фыркнул, Лалджи промолчал.

Наконец они вышли на перекресток, посреди которого лежал разбитый старый светофор. Вокруг сквозь дорожное покрытие проросла трава, и одуванчики качали желтыми головками. На противоположной стороне перекрестка стояло высокое кирпичное здание, развалины бывшего административно-общественного центра. Однако стены его все еще держались – материалы, использованные при строительстве, оказались достаточно надежными.

По пустырю пробежал чешир. Крео попытался его подстрелить, но промахнулся.

Лалджи осмотрел кирпичное здание.

– Это то место, что нам нужно.

Крео проворчал что-то неразборчивое и выстрелил в мерцающую тень другого чешира.

Лалджи подошел и осмотрел светофор, ему вдруг стало любопытно, представляет ли он хоть какую-то ценность, но обнаружил, что конструкция полностью проржавела. Лалджи медленно огляделся, пытаясь найти хоть что-то полезное, чтобы захватить с собой. Среди таких развалин иногда попадались уникальные артефакты. Ему удалось найти табличку «Коноко» в подобном месте, которое должно было быть поглощено сои-про, причем пребывавшую в идеальном состоянии. Очевидно, она никогда не находилась под открытым небом, не подверглась воздействию разгневанных толп времен энергетического коллапса. Он продал ее менеджеру «Агрогена» за цену, превысившую стоимость всего груза хайгро, доставленного контрабандой.

Женщина из «Агрогена» рассмеялась, увидев табличку, и повесила ее у себя в кабинете на стене рядом с менее значительными артефактами эпохи Экспансии: пластиковыми стаканчиками, компьютерными мониторами, фотографиями гоночных автомобилей, ярко раскрашенными детскими игрушками. Повесив табличку на стену, она отошла и пробормотала, что это была могущественная компания… даже глобальная.

Глобальная.

Она произнесла это слово почти с сексуальным желанием, глядя на табличку из красных полимеров.

Глобальная.

На мгновение Лалджи был поражен ее видением: компания, которая получала энергию из самых отдаленных уголков планеты и продавала ее через несколько недель после этого; компания, пересекавшая временные зоны с такой же легкостью, как Лалджи переходил на другую сторону улицы, чтобы навестить Шрирама.

Женщина из «Агрогена» повесила табличку на стене, точно голову убитого мегадонта, и в тот момент, находясь вблизи эмблемы самой могущественной компании в мире, Лалджи вдруг испытал внезапный приступ печали, поняв, как много потеряло человечество.

Лалджи отбросил воспоминания, продолжая оглядываться по сторонам, стоя посреди перекрестка и пытаясь отыскать своего