— Сестрица, прошу… — ныл актёр.

— Ах, заткнись уже! На борт!

Эльфийка ухватилась за загривок Момо, направляя непослушного парнишку в сторону лодки Виридаса, но тут в потасовку включился Бел-Атар. Он вцепился в Ирмингаут, пытаясь разнять Главу и Лана, и заголосил:

— Вы все ума лишились что ли?! А ну, отпусти его!

Ирмингаут только коварно ухмыльнулась. Однако потом разжала пальцы, отпуская Момо на свободу, и легонько толкнула Касарбина в грудь, после чего «спаситель» опрокинулся назад и завалился на землю.

— «Доблестный защитник», — прорычала разъярённая женщина, — на самом деле — лишь разбойник с большой дороги.

— Да! Да! — начал кричать в ответ Бел-Атар, водружая руку на набалдашник меча. — Я — разбойник с большой дороги! И, знаешь, что?..

— Сестрица, усмири свой гнев… — продолжал стонать Лан, оплетая эльфийку своими цепкими руками. — Сес…

— Лан, — Ирмингаут, порядком уставшая от сопротивления, возложила пальцы на шею парнишки и твёрдо выговорила. — Помнишь, что случилось, когда мы с тобой последний раз если белый виноград?

— Вино… град? — на Лана мигом снизошло помешательство, и он отшатнулся в сторону. — Белый… вино… град? Почему… хах, почему он «белый», когда он — зелёный?

Живые и подвижные глаза несчастного остекленели, он присел на корточки возле воды, схватился за голову и уставился в одну точку, неустанно вторя: «виноград, виноград».

— Ты что творишь?! — возмутился Гвальд.

— Знаешь, что?! — завопил раскрасневшийся Бел-Атар.

Он, наконец, поднялся на ноги и уже держал в руках свой талисман — золотую монету на обычном кожаном шнурке.

— Эй, тебя ведь не волнует арашвир, да? Тебе интересно лишь это? Это… этот золотой я обманом выманил на большой дороге у твоего истинного божества! Он принадлежал Металлии Дрейк, тому самому древнему лунгу, в котором ты души не чаешь и коему поклоняешься, словно небожителю! Забирай, в обмен на кристалл.

Ирмингаут заледенела, ровно, как и Гвальд. Лили продолжала тихо спать в рыбацкой лодке и ни о чём не знала, а Лан печально подвывал себе под нос, захлёбываясь слезами. Ночь сегодня выдалась особенно ясной, звёздной, тихой и прозрачной, и только где-то позади Бел-Атара в воде раздавались лёгкие, ритмичные всплески.

— Ты лжёшь, мошенник и разбойник, — процедила сквозь стиснутые зубы Ирмингаут.

— Нет! Тенерукая сестрица, забирай эту монету. Её подарила мне та, о ком ты грезишь. Я видел её воочию, я беседовал с ней. У нее густые, светло-пепельные волосы и разноцветные глаза: один небесно-голубой, второй — янтарно-зелёный. Она — хозяйка прославленного меча, ясного близнеца из комплекта Тельмасс…

— Это… может знать любой.

— Но ты ведь уже начала задумываться? Ведь имеется шанс, что я не лгу.

— Эта монета проклята, — внушительно изрекла Ирмингаут, поведя бровью.

— Да, если веришь в такое. А коли нет — то это лучший оберег!

Ирмингаут хмыкнула и направилась к Момо, но Касарбин не отступал:

— Я знаю её истинное имя! Секретное имя Металлии Дрейк!

По позвоночнику эльфийки словно промчались электрические разряды молний, и, застыв на месте, она оглянулась на человека.

— Я расскажу его тебе, если откажешься от этой дурной затеи в пользу изначального плана!

В тот же самый момент на остров из воды выползли несколько уграшей, только обезумевший Момо даже не потрудился вскарабкаться повыше на сушу. Он продолжал сидеть на корточках и ничего не замечал, а когтистые лапы чудищ уже тянулись к его спине. Ирмингаут взметнулась вперёд, обнажила легендарный меч по имени Яротай, и отсекла конечность уграшу, угрожающему её старинному приятелю.

Гвальд и Бел-Атар тоже обнажили клинки, и вскоре разгорелась потасовка с монстрами. Остров окружили десятки уграшей. В суматохе Касарбин случайно выронил золотую монету на землю. Гвальд крушил чудищ возле воды, не позволяя им выбираться на сушу и как бы намекая на то, что здесь их рады, конечно, видеть, только в основном эту радость испытывают ненасытные, кровожадные мечи. Ирмингаут защищала беспомощного Момо, которого сама же привела в такое страшное смятение, а Бел-Атар ринулся к рыбацкой лодке, потому что туда пытались проникнуть разгулявшиеся хищники.

— Нет! Там же Лили! — произнёс молодой человек словно воинственный клич, ловко перепрыгивая через борт судна.

Он тут же оказался рядом с девушкой, и на месте прикончил двоих безобразных монстров: первого пронзил мечом и ногой столкнул обратно в воду, а второму мастерским движением отрубил руку с плечом, после чего уграш отступил добровольно.

Для таких умелых хозяев мечей, как Ирмингаут или Гвальд, жалкая свора уграшей не представляла серьёзной опасности. Правда, под шумок битвы Виридас сумел перетаскать все мешки с награбленным золотом в собственную лодку, а потом попросту отчалил, решив, что время на размышления давно истекло, и лично для него — промедление смерти подобно, а это уже слишком.

Один из уграшей, мелкий и ещё незрелый, наростом на спине зацепил шнурок потерянной монеты. Он уже спешил к руинам Подгарона, на берег, испещрённый гротами, и Бел-Атар успел увидеть лишь мерклый блеск золота в ночной мгле.

— И… Ирмингаут! — вскрикнул художник, мечом указывая направление для женщины. — Уграш утащил амулет! Скорей!

Оглянувшись по сторонам, Ирмингаут бросилась по пятам беглеца. Гвальд, пораскинув мозгами и похрустев шеей, метнул взор на мельчающую лодку Виридаса, а затем помчался за женщиной.

— Всё будет хорошо, я вразумлю её, — крикнул он Касарбину. — Присмотри за Момо!

— Присмотреть… присмотреть за Момо? — повторил запыхавшийся молодой человек. — Но я с ним не справлюсь! Гвальд? Гвальд, вернись!

Только Гвальда уже и след простыл. Впрочем, большую часть пути мужчина преодолел по затопленным почвам, перепрыгивая с одной кочки на другую. А вода, она вообще такого не помнит, не сохраняет на себе ни отпечатков, ни меток, ни вмятин. Никаких следов, лишь безмятежная поверхность, которая очень быстро снова приходила в идеальное равновесие; растворяла все прошлые события, как бы и кто бы не возмутил её до того.

— Чёртовы уграши… чёртов… арашвир… — злобно шептал Касарбин, пока пытался затащить лодку на сушу один. — Момо! Момо, прошу, уйди от берега! Это опасно! Они ведь могут вернуться так же неожиданно, как нагрянули прежде.

Момо, разумеется, не внимал своему закадычному приятелю. Он выглядел совершенно потеряно, или, точнее, полностью безумно, что было ещё более пугающим. Лили по-прежнему спала, и как бы Бел-Атар не старался, он не мог добудиться её. На небесах зажглась звезда Элиас, возвестившая о том, что настала середина ночи.

Художник выгрузил всё добро из лодки, помимо Лили, и затянул судно на центр острова, потратив на это свершение почти все доступные силы и неизвестное количество времени. Момо носился туда-сюда, оставляя отпечатки ног на влажном песке, однако волны набегали и тут же сметали его