Я кивнул:

— Как я уже сказал, тебя я исключил. Остались Десина, Онорифика и Торда. Торда явно была отвергнутой любовницей, так что ответ был достаточно ясен. Я все же нашел время, чтобы навести справки о двух других. Десина работает на Инклито и его мать с тех пор, как Мора была маленькой; кроме того, она редко покидает свою кухню. Я исключил ее, как сделал бы любой здравомыслящий человек. Семья Онорифики живет неподалеку, и она недостаточно умна, если только не является превосходной лицемеркой.

Я вернулся к Торде:

— Если вы не признаетесь, вас все равно будут судить перед корпо и казнят. Я бы так не поступил, если бы у меня был выбор, но это не мой дом, а Бланко — не мой город. Что вы можете сказать?

— Я не шпионка! — Потом она прошептала: — Я люблю его.

— Бедн дев!

— Да, Орев. Но была бы богатой, если бы смогла заставить его поверить в это. Торда, я могу сказать только одно — вы выбрали странный способ показать это. Если вы признаетесь — сейчас! — я сделаю все возможное, чтобы не было ни суда, ни казни.

Она яростно замотала головой.

— Я не решаюсь говорить за него, но думаю, что и Инклито тоже сделает все возможное. Он наверняка предпочел бы сохранить ваши прошлые отношения в секрете. Вы признаетесь?

— Я не шпионка!

Я глубоко вдохнул и выдохнул:

— Тогда больше ничего сделать нельзя. Мора, не скажешь ли своему отцу, что мы должны увидеться с ним, как только он встанет и оденется?

— Нет. — Мора обратилась к Фаве: — Иди и скажи Онорифике о воде для бабушки.

Я покачал головой, и Фава сказала:

— Действительно, Мора, я...

— Я серьезно. Иди сейчас.

Фава встала, кивнула и вышла, закрыв за собой дверь. Глядя ей вслед, я не мог не восхититься совершенством иллюзии. На мой взгляд (но не на взгляд Орева!) это была девочка лет тринадцати-четырнадцати, довольно маленькая, со светло-каштановыми волосами, которые, как я знал, должны были быть париком.

— Плох вещь! Рыб голов? — Орев потянул за мой собственный локон.

— Нет, завтрак еще не готов. Я уверен, что Онорифика придет и расскажет нам.

— Я... — начала Мора.

Я оборвал ее:

— Я знаю. Сначала позволь мне отослать Торду.

Мора покачала головой:

— Я и есть шпионка. Это была я.

— Как пожелаешь, — сказал я ей и обратился к Торде: — Мора шпионила за своим отцом для Дуко Ригоглио. Я обвинил вас в надежде заставить ее признаться. Вы понимаете?

— Это... — пробормотала потрясенная Торда. — Это его убьет.

— Возможно, если он узнает. Несколько минут назад вы сказали, что любите его. Вы собираетесь сказать ему?

Она покачала головой.

— Тогда, может быть, любишь. Ты расскажешь своему отцу, Мора?

— Нет, — ответила Мора. — Я не могу.

— В таком случае, и я. Если мы трое сможем сохранить тайну, то нет никаких причин, чтобы ее не сохранить.

Мора начала было говорить, но я поднял руку, чтобы заставить ее замолчать:

— Прежде чем ты скажешь что-нибудь о Фаве, имей в виду — не исключено, что мы видели ее в последний раз. Ты это понимаешь? Вот почему я не хотел, чтобы ты ее отослала.

— Надеюсь, она ушла. Это бы сделало все проще. — Мора осела на стуле.

— Труднее, я полагаю, и, конечно, менее удовлетворительно. Она завербовала тебя, не так ли?

После долгой паузы Мора кивнула.

— Значит, Фава действительно шпионка Дуко? — спросила Торда.

— Она была — или остается — одной из двух, — сказал я. — Она уговорила Мору сотрудничать с ней и, мне кажется, сама доставляла их отчеты в Солдо.

Пока я говорил, Фава открыла дверь:

— Да, я попросила Мору рассказать мне кое-что, вот и все. Я никогда не говорила ей о шпионаже или об отчетах для Дуко. Неважно, что она тебе сказала. Это все, что было.

— Я так и думал. Но через некоторое время она, должно быть, поняла, что делала. Если она не поняла до того, как Инклито сказал ей, что, по его мнению, в доме есть шпион, то после этого она, конечно, должна была понять все. Тем не менее, она не хотела, чтобы ты ушла.

Мора кивнула.

— И она, должно быть, очень боялась, что ты найдешь способ рассказать об этом ее отцу после того, как уйдешь, — письмо, которое можно найти в твоей комнате, или что-нибудь в этом роде. Большинство из вас не может писать, но ты можешь, я знаю. Так как ты ходила в палестру вместе с Морой, это неудивительно.

— Она бы этого не сделала, — сказала Мора.

— Она ответит, что не стала бы, если бы ты спросила ее сейчас, я совершенно уверен. — Я наблюдал, как Фава снова села на мою кровать. — Фава, что тебе дал Дуко? Серебро и золото? Карты, с помощью которых можно отремонтировать посадочный аппарат? Не еду; ты, кажется, без труда добываешь ее для себя.

Она покачала головой.

— Тогда что же это было?

— Не скажу!

— Скажешь. — Я постарался показаться безжалостным. — Я даю тебе возможность уйти живой, но могу все рассказать Инклито, если понадобится.

Угрюмое молчание.

— Через некоторое время мне придется поговорить с Тордой наедине, потому что хочу, чтобы она рассказала мне о своем личном деле. Но твое дело — не личное. Ты должна рассказать нам всем троим прямо сейчас, особенно Море.

— И Торде тоже?

— Да. Уже поздновато скрывать от Торды.

Я повернулся и посмотрел в окно. Вставало Короткое солнце, освещая широкие поля Инклито и его жирный скот. (Сегодня я видел, как он нагнулся и поднял комок черной земли, которую только что вспахали под озимую пшеницу.) Указав на них, я сказал Море:

— Без сомнения, он говорил тебе — все это когда-нибудь будет твоим. Твоим и твоего мужа.

— Хорош мест! — заверил нас Орев, и Мора молча кивнула.

— Как Дуко платил тебе, Фава, за информацию, которую ты ему приносила? Что он тебе дал?

— Ничего! — Она заколебалась. — Он предлагал драгоценности, в основном. Драгоценности и карты. Я раздавала их или выбрасывала.

— Могу себе представить! Золото — тяжелая штука. Если тебе не нужны были драгоценности Дуко или его карты, то чего же ты хотела? Чего-то же ты хотела.

Она покачала головой:

— Ничего.

— Я знаю, видишь ли, или, по крайней мере, мне так кажется, и я скажу Море, если не скажешь ты. Из моих уст это прозвучит намного хуже.

— Ты и так знаешь все!

— Увы, я знаю не так много, как нужно. Я намерен снова обратиться к богам, если смогу убедить отца Моры дать мне ягненка...